Дух противоречия
3. Название: Если бы
Автор: Пухоспинка
Бета: Smthng Diabolical, Emberstone
Размер: мини, 1 460 слов
Пейринг/Персонажи: Кира Изуру/Ичимару Гин
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: от R до NC-17
Краткое содержание: Иногда он думал, что стоило бы завести какое-нибудь небольшое животное, но у него уже был капитан.
Для голосования: #. fandom Bleach 2012 - мини "Если бы"
Наверное, если бы Кира был влюблен в своего капитана, то все сложилось бы по-другому. Он бы сходил с ума от нерешительности, краснел, запинался обо все углы, но так и не смог сблизиться с ним.
Но Кира не был.
Все, о чем он мечтал — стать образцовым лейтенантом: научиться сдавать отчеты в срок, издать книгу своих хокку и достичь банкая. Иногда он думал, что стоило бы завести какое-нибудь небольшое животное, но у него уже был капитан.
Ичимару Гин состоял из углов и контрастов. Он мог часами выбивать из Киры пыль в тренажерном зале, вколачивая его в стены и монотонно перечисляя ошибки. А потом неделю хандрить, завернувшись в теплое одеяло и щурясь на яркий огонь камина. Тогда Кира отправлялся на рынок, покупал хурму, запирал свою квартиру и переселялся к Гину.
Он резал грязно-оранжевую мякоть, стараясь не думать, что хорошего может быть в терпком, вяжущем вкусе, и вкладывал полупрозрачные ломтики между тонких губ.
Гин прихватывал хурму, втягивал в рот, а потом облизывал Кире пальцы, снова щурясь — но уже на него.
Потом Кира заваривал крепкий чай, варил немного супа, усаживал Гина и кормил с ложки, дуя сначала на бульон. Вечером он вел Гина в душ, после растирал огромным мохнатым полотенцем, сетуя на сплошные углы и кости, и укладывал на футон перед камином.
Когда Гину надоедало хандрить, он выгонял Киру из своего дома, выливал приготовленный суп, выбрасывал фрукты и требовал отчет по отряду за прошедшую неделю. Кира пожимал плечами, виновато кланялся и говорил, что отчет еще не готов, потому что Кира — в общем, Кира был немного занят.
Гин лукаво щурился и тянул, что, наверное, у его лейтенанта давно не было боевой практики. И отправлял на неделю в Академию — проводить учения с младшекурсниками в Мире живых.
Сначала Кира считал, что все решения Гина — результат капризов и стечение обстоятельств. Но после того, как он обнаружил расписание, в котором Гин скрупулезно отметил все свои «недели хандры» на год вперед, якобы внезапные и случайные командировки то в Мир живых, то в дальний Руконгай, а также подсчет сумм, которые Кира тратил на продукты для Гина, то изменил мнение. Впрочем, изучив документ, Кира решил, что и у этой случайности объяснение совсем не случайное.
Поразмыслив, он решил, что Гин объяснился — в своем стиле. И сделал предложение. Кира волен был принять правила игры, а волен был уйти в сторону. Стоять в стороне Кире представлялось очень скучно, и на следующий день Кира сделал вид, что ничего не видел. В конце концов, Гину был нужен лейтенант, готовый выносить его вздорный характер, а Кира все еще мечтал о домашнем животном.
Иногда Гин сходил с ума — затаскивал Киру в библиотеку и часами гонял вдоль забитых полок. Открывал найденные книги, небрежно листал, а потом бросал на стол. От бумажной пыли слезились глаза и зудели пальцы, а Гин, окинув взглядом протягивающего очередной том Киру, небрежно бросал: «Идем, Изуру, мне надоело над тобой издеваться». Хватал за руку и тянул за собой, усмехаясь.
Ночью Кира просыпался, заваривал чай, выкладывал на поднос вечерние булочки и шел в библиотеку. Гин, неловко согнувшись, сидел на полу, обложившись свитками и книгами, и при слабом свете лампы делал выписки. Иногда он покусывал кончик пера, ерошил светлую челку, и тогда Кира видел темные ресницы, трогательно слипшиеся стрелочками. Он ставил поднос у порога и тихо уходил, думая о том, что неплохо было бы походить на курсы массажа — если его капитан продолжит работать в таких позах, ничем хорошим это не закончится.
Впрочем, насчет поз Кира тоже ошибался. Гнуться его капитан мог в любую сторону и как угодно долго. А еще он был бесстыжим, словно мартовский кот, и непосредственным, как дитя.
— Капитан, — укоризненно говорил Кира, убирая ладонь со своего паха, — пожалуйста, не нужно, это масло плохо отстирывается.
Гин улыбался, щурил глаза, а потом изворачивался, обхватывал Киру ногами за талию и прижимался к нему всем телом. Какое все-таки хлопотное дело — массаж. Кира терпеливо подхватывал Гина под ягодицы, мысленно прикидывая, что нужно будет заказать для него новый комплект формы, нес в спальню и укладывал на футон.
Иногда Гин капризничал, и тогда Кира оставался с ним, засыпал, обнимая за плечи и чувствуя теплое дыхание на горле.
Иногда отталкивал Киру, накрывался одеялом с головой и отворачивался к стене. И тогда Кира приносил второе одеяло, накрывал им Гина, приглушал свет лампы и уходил. Утром он возвращался с горячим чаем, а днем получал головомойку за низкие показатели при тестировании отряда.
Потом Гин как будто спохватывался — Кира вспоминал «случайно» найденное расписание — и заявлял, что его лейтенанту стыдно ни черта не разбираться в тактике. Они отправлялись в Мир живых, выныривали в каком-нибудь неспокойном городке, и на практике изучали тактику и стратегию ведения боя в условиях города. Толпа с горящими бутылками — «Видишь, Изуру, видишь, — шептал Гин ему в шею, щекоча кожу дыханием, — это Пустые. Большие, сильные, прут массой. От них так легко увернуться». Навстречу оборванцам выдвигались затянутые в черное фигуры, закрывающиеся тяжелыми щитами. «А это, Изуру, шинигами, — мурлыкал Гин и прижимался к его спине всем телом, — они умнее и сильнее. Но если Пустых поведет кто-нибудь неглупый, — Гин прихватывал губами мочку уха, по телу бежали мурашки, и Кира знал, что Гин улыбается, — то от наших шинигами ничего не останется. Ведь достаточно группе разделиться на два клина, и они обойдут эту неповоротливую черепаху…»
Кира кивал, запоминая, а дома, в отряде, прилежно читал книги по тактике — отыскивая в них по заданию Гина примеры, сходные с теми, что они видели в Мире живых.
Настойчивость Гина сводила с ума, и неважно, чего он хотел — залезть Кире в хакама или добиться, чтобы он освоил кидо выше шестидесятого уровня. Кира терпеливо отводил руки от своего паха, жмурясь в объятьях Гина и с покорностью принимая растущее возбуждение. Потом укоризненно качал головой, брал Гина за руку и укладывал спать. Гин хитро смотрел на него из-под одеяла и начинал рассказывать — о жизни в Руконгае, о годах в Академии, о скучных капитанских собраниях. Последние в изложении Гина превращались в сказочные пьесы с участниками-животными. И тогда Кира, тяжело вздохнув, усаживался рядом и слушал истории. О капитане Волке, который боялся самого себя, о слепом кабане, который знал только об одном дереве — том, что видел когда-то в детстве, о пчелке без жала, которая хочет всем доказать, что она взрослая пчела… Кира узнавал героев и задыхался от смеха и страха — если кто-нибудь узнает, если только кто-нибудь узнает! «Пусть узнают, Изуру, — тянул Гин. — Ведь у меня репутация, — смеялся он. — Хотя это ее испортит, — огорчался вдруг. — Что обо мне скажут, когда узнают, что я рассказываю сказки на ночь своему лейтенанту, а не убиваю младенцев».
Гин прижимался к кириному бедру и дышал ему в живот, улыбаясь насмешливо и ласково: «Подрочи мне, Изуру».
Кира вытягивался рядом с Гином, развязывал, расплетал фундоси, гладил мускулистый живот, обводил пальцем пупок, трогал розовую влажную головку, примеривался к твердому длинному члену, обхватывал поудобнее — и начинал размеренно двигать рукой. Гин мечтательно выдыхал, с его губ сходила улыбка, оставляя незнакомое выражение на лице. Он подавался бедрами вверх, и Кире приходилось придерживать их, потому что Гин был слишком подвижный, слишком страстный, он был слишком — во всем.
Когда Гин кончал, он отчетливо говорил: «Изуру», и голубые глаза смотрели из-под челки сосредоточенно и серьезно. Кира вытирал сперму, садился, укладывал Гина головой себе на колени, и так оставался, перебирая светлые волосы, до утра.
Но в первый раз они занялись сексом по желанию Киры. Гин тогда ходил задумчивый, язвил исключительно по делу — то есть больно, метко и до слез. А ночами сидел за книгами, время от времени упираясь взглядом в противоположную стену. Иногда пропадал на несколько дней, возвращаясь усталым и неразговорчивым. После одного из таких возвращений Кира молча взял Гина за руку и повел к себе.
— Изуру, сейчас неудачное время, — надтреснутый голос, усталый и ломкий. Только кто, кроме него, да, пожалуй, Рангику, заметит это?
Кира молча раздевал своего капитана. Отмечая новые шрамы, вспухшие воспаленными рубцами, тонкую сухую кожу на бедрах, чуть дрожащее запястье — приходилось много работать мечом? Кира никогда ничего не спрашивал. Он просто думал, что когда-нибудь это время должно было настать, и капитан сейчас — обычный капитан, злой и усталый. Неудачный момент — как раз для него, Киры, ведь все хорошие вещи в его жизни начинались именно с таких вот неудачных моментов.
Полностью обнаженный Гин — это совсем не то, что голый Гин под одеялом или Гин, подставляющий раненый бок потокам лечебного кидо. Обнаженный Гин — это ломаные линии, увитые мышцами, это светлые волосы на груди и почему-то темные — в паху. Это маленькие соски, которые твердеют от осторожных прикосновений, и спина, расчерченная тонкими невидимыми шрамами.
Собственный член между бледными ягодицами возбудил до головокружения, и Кира кончил, вжавшись Гину в промежность. Съехал на пол, обнимая за ноги и уткнувшись ему в ложбинку под коленом. Голова была пустой и легкой, прикосновение Гину к плечу — теплым и каким-то извиняющим. Кира рыдал, захлебываясь слезами, прижимая Гина к себе, и думал, как хорошо, что он все-таки не был влюблен в своего капитана.
Иначе бы он не смог полюбить его так, как любит сейчас. С его расписаниями, вздорным характером, долгими отлучками, камином, теплым одеялом, вязкой хурмой и сухими губами.
«Обними меня, Изуру, — говорил Гин серьезно. — Ведь я скоро уйду».
URL записи | ГолосоватьАвтор: Пухоспинка
Бета: Smthng Diabolical, Emberstone
Размер: мини, 1 460 слов
Пейринг/Персонажи: Кира Изуру/Ичимару Гин
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: от R до NC-17
Краткое содержание: Иногда он думал, что стоило бы завести какое-нибудь небольшое животное, но у него уже был капитан.
Для голосования: #. fandom Bleach 2012 - мини "Если бы"
Но Кира не был.
Все, о чем он мечтал — стать образцовым лейтенантом: научиться сдавать отчеты в срок, издать книгу своих хокку и достичь банкая. Иногда он думал, что стоило бы завести какое-нибудь небольшое животное, но у него уже был капитан.
Ичимару Гин состоял из углов и контрастов. Он мог часами выбивать из Киры пыль в тренажерном зале, вколачивая его в стены и монотонно перечисляя ошибки. А потом неделю хандрить, завернувшись в теплое одеяло и щурясь на яркий огонь камина. Тогда Кира отправлялся на рынок, покупал хурму, запирал свою квартиру и переселялся к Гину.
Он резал грязно-оранжевую мякоть, стараясь не думать, что хорошего может быть в терпком, вяжущем вкусе, и вкладывал полупрозрачные ломтики между тонких губ.
Гин прихватывал хурму, втягивал в рот, а потом облизывал Кире пальцы, снова щурясь — но уже на него.
Потом Кира заваривал крепкий чай, варил немного супа, усаживал Гина и кормил с ложки, дуя сначала на бульон. Вечером он вел Гина в душ, после растирал огромным мохнатым полотенцем, сетуя на сплошные углы и кости, и укладывал на футон перед камином.
Когда Гину надоедало хандрить, он выгонял Киру из своего дома, выливал приготовленный суп, выбрасывал фрукты и требовал отчет по отряду за прошедшую неделю. Кира пожимал плечами, виновато кланялся и говорил, что отчет еще не готов, потому что Кира — в общем, Кира был немного занят.
Гин лукаво щурился и тянул, что, наверное, у его лейтенанта давно не было боевой практики. И отправлял на неделю в Академию — проводить учения с младшекурсниками в Мире живых.
Сначала Кира считал, что все решения Гина — результат капризов и стечение обстоятельств. Но после того, как он обнаружил расписание, в котором Гин скрупулезно отметил все свои «недели хандры» на год вперед, якобы внезапные и случайные командировки то в Мир живых, то в дальний Руконгай, а также подсчет сумм, которые Кира тратил на продукты для Гина, то изменил мнение. Впрочем, изучив документ, Кира решил, что и у этой случайности объяснение совсем не случайное.
Поразмыслив, он решил, что Гин объяснился — в своем стиле. И сделал предложение. Кира волен был принять правила игры, а волен был уйти в сторону. Стоять в стороне Кире представлялось очень скучно, и на следующий день Кира сделал вид, что ничего не видел. В конце концов, Гину был нужен лейтенант, готовый выносить его вздорный характер, а Кира все еще мечтал о домашнем животном.
Иногда Гин сходил с ума — затаскивал Киру в библиотеку и часами гонял вдоль забитых полок. Открывал найденные книги, небрежно листал, а потом бросал на стол. От бумажной пыли слезились глаза и зудели пальцы, а Гин, окинув взглядом протягивающего очередной том Киру, небрежно бросал: «Идем, Изуру, мне надоело над тобой издеваться». Хватал за руку и тянул за собой, усмехаясь.
Ночью Кира просыпался, заваривал чай, выкладывал на поднос вечерние булочки и шел в библиотеку. Гин, неловко согнувшись, сидел на полу, обложившись свитками и книгами, и при слабом свете лампы делал выписки. Иногда он покусывал кончик пера, ерошил светлую челку, и тогда Кира видел темные ресницы, трогательно слипшиеся стрелочками. Он ставил поднос у порога и тихо уходил, думая о том, что неплохо было бы походить на курсы массажа — если его капитан продолжит работать в таких позах, ничем хорошим это не закончится.
Впрочем, насчет поз Кира тоже ошибался. Гнуться его капитан мог в любую сторону и как угодно долго. А еще он был бесстыжим, словно мартовский кот, и непосредственным, как дитя.
— Капитан, — укоризненно говорил Кира, убирая ладонь со своего паха, — пожалуйста, не нужно, это масло плохо отстирывается.
Гин улыбался, щурил глаза, а потом изворачивался, обхватывал Киру ногами за талию и прижимался к нему всем телом. Какое все-таки хлопотное дело — массаж. Кира терпеливо подхватывал Гина под ягодицы, мысленно прикидывая, что нужно будет заказать для него новый комплект формы, нес в спальню и укладывал на футон.
Иногда Гин капризничал, и тогда Кира оставался с ним, засыпал, обнимая за плечи и чувствуя теплое дыхание на горле.
Иногда отталкивал Киру, накрывался одеялом с головой и отворачивался к стене. И тогда Кира приносил второе одеяло, накрывал им Гина, приглушал свет лампы и уходил. Утром он возвращался с горячим чаем, а днем получал головомойку за низкие показатели при тестировании отряда.
Потом Гин как будто спохватывался — Кира вспоминал «случайно» найденное расписание — и заявлял, что его лейтенанту стыдно ни черта не разбираться в тактике. Они отправлялись в Мир живых, выныривали в каком-нибудь неспокойном городке, и на практике изучали тактику и стратегию ведения боя в условиях города. Толпа с горящими бутылками — «Видишь, Изуру, видишь, — шептал Гин ему в шею, щекоча кожу дыханием, — это Пустые. Большие, сильные, прут массой. От них так легко увернуться». Навстречу оборванцам выдвигались затянутые в черное фигуры, закрывающиеся тяжелыми щитами. «А это, Изуру, шинигами, — мурлыкал Гин и прижимался к его спине всем телом, — они умнее и сильнее. Но если Пустых поведет кто-нибудь неглупый, — Гин прихватывал губами мочку уха, по телу бежали мурашки, и Кира знал, что Гин улыбается, — то от наших шинигами ничего не останется. Ведь достаточно группе разделиться на два клина, и они обойдут эту неповоротливую черепаху…»
Кира кивал, запоминая, а дома, в отряде, прилежно читал книги по тактике — отыскивая в них по заданию Гина примеры, сходные с теми, что они видели в Мире живых.
Настойчивость Гина сводила с ума, и неважно, чего он хотел — залезть Кире в хакама или добиться, чтобы он освоил кидо выше шестидесятого уровня. Кира терпеливо отводил руки от своего паха, жмурясь в объятьях Гина и с покорностью принимая растущее возбуждение. Потом укоризненно качал головой, брал Гина за руку и укладывал спать. Гин хитро смотрел на него из-под одеяла и начинал рассказывать — о жизни в Руконгае, о годах в Академии, о скучных капитанских собраниях. Последние в изложении Гина превращались в сказочные пьесы с участниками-животными. И тогда Кира, тяжело вздохнув, усаживался рядом и слушал истории. О капитане Волке, который боялся самого себя, о слепом кабане, который знал только об одном дереве — том, что видел когда-то в детстве, о пчелке без жала, которая хочет всем доказать, что она взрослая пчела… Кира узнавал героев и задыхался от смеха и страха — если кто-нибудь узнает, если только кто-нибудь узнает! «Пусть узнают, Изуру, — тянул Гин. — Ведь у меня репутация, — смеялся он. — Хотя это ее испортит, — огорчался вдруг. — Что обо мне скажут, когда узнают, что я рассказываю сказки на ночь своему лейтенанту, а не убиваю младенцев».
Гин прижимался к кириному бедру и дышал ему в живот, улыбаясь насмешливо и ласково: «Подрочи мне, Изуру».
Кира вытягивался рядом с Гином, развязывал, расплетал фундоси, гладил мускулистый живот, обводил пальцем пупок, трогал розовую влажную головку, примеривался к твердому длинному члену, обхватывал поудобнее — и начинал размеренно двигать рукой. Гин мечтательно выдыхал, с его губ сходила улыбка, оставляя незнакомое выражение на лице. Он подавался бедрами вверх, и Кире приходилось придерживать их, потому что Гин был слишком подвижный, слишком страстный, он был слишком — во всем.
Когда Гин кончал, он отчетливо говорил: «Изуру», и голубые глаза смотрели из-под челки сосредоточенно и серьезно. Кира вытирал сперму, садился, укладывал Гина головой себе на колени, и так оставался, перебирая светлые волосы, до утра.
Но в первый раз они занялись сексом по желанию Киры. Гин тогда ходил задумчивый, язвил исключительно по делу — то есть больно, метко и до слез. А ночами сидел за книгами, время от времени упираясь взглядом в противоположную стену. Иногда пропадал на несколько дней, возвращаясь усталым и неразговорчивым. После одного из таких возвращений Кира молча взял Гина за руку и повел к себе.
— Изуру, сейчас неудачное время, — надтреснутый голос, усталый и ломкий. Только кто, кроме него, да, пожалуй, Рангику, заметит это?
Кира молча раздевал своего капитана. Отмечая новые шрамы, вспухшие воспаленными рубцами, тонкую сухую кожу на бедрах, чуть дрожащее запястье — приходилось много работать мечом? Кира никогда ничего не спрашивал. Он просто думал, что когда-нибудь это время должно было настать, и капитан сейчас — обычный капитан, злой и усталый. Неудачный момент — как раз для него, Киры, ведь все хорошие вещи в его жизни начинались именно с таких вот неудачных моментов.
Полностью обнаженный Гин — это совсем не то, что голый Гин под одеялом или Гин, подставляющий раненый бок потокам лечебного кидо. Обнаженный Гин — это ломаные линии, увитые мышцами, это светлые волосы на груди и почему-то темные — в паху. Это маленькие соски, которые твердеют от осторожных прикосновений, и спина, расчерченная тонкими невидимыми шрамами.
Собственный член между бледными ягодицами возбудил до головокружения, и Кира кончил, вжавшись Гину в промежность. Съехал на пол, обнимая за ноги и уткнувшись ему в ложбинку под коленом. Голова была пустой и легкой, прикосновение Гину к плечу — теплым и каким-то извиняющим. Кира рыдал, захлебываясь слезами, прижимая Гина к себе, и думал, как хорошо, что он все-таки не был влюблен в своего капитана.
Иначе бы он не смог полюбить его так, как любит сейчас. С его расписаниями, вздорным характером, долгими отлучками, камином, теплым одеялом, вязкой хурмой и сухими губами.
«Обними меня, Изуру, — говорил Гин серьезно. — Ведь я скоро уйду».
@темы: Ичимару Гин, Фестовое, Bleach © Kubo Tite, ФБ-2012, NC-17, Кира Изуру, Любимые мальчики, Гин & Изуру, Фанфики, Bleach