воскресенье, 08 ноября 2009
Boceмь бабoчeк
Пальцев мoих коснулись,
Одна за другой
******
Он снял и оставил на камне сандалии, взошел в дом, неплотно затворил сёдзи, и секунды четыре слушал спиной дождь. Дождь и круги по лужам, рябь и темные волны, отражение луны и хурмы, блеск мечей в масляных фонарях, шорох черных одежд. Футоны, футоны, руки, лица, сконфуженные собрания за низкими столами, запах гвоздики, стали. Сакэ и пота, нот благовоний тоже – позади. Тут пусто и почти гулко, холод как от снежинок, шубкой лисы гладит ноги. Прошел дальше, раздвигая створки фусума и сдвигая тихо. Когда-то было почти так же, много ноябрей назад.
Тогда еще недолго был лейтенантом. Тогда еще едва заканчивался месяц от назначения до вступления. Надо было приходить к капитану. Просто говорить, рассказывать. За чаем.
Билось сердце, холод подчинил руки, выбелив их.
Его капитан… Опускалось сердце. Капитан. И мысли забывались, останавливались, и едва он сам не замирал растерянно, не помня, что надо делать.
Пустота. Непонимание. Слабость.
Он был жив. Его капитан занимал всё его существо.
Позже лежал, свернувшись, на футоне.
Он знал, что должен был умереть. И приходить, как мертвец; собран и спокоен.
Но он не умирал, даос не добирался до него, и дух… Был бесполезным.
Первая встреча в ноябре, сахарная вата? Бредовый сон. Спасение от холлоу? Еще хуже.
Как же он проводил эти вечера? Как… Говорил?
Теперь Кира не помнил, почему, когда что-то поменялось. Почти. Он работал в отряде. Его проверяли, а он проводил дни и ночи над прежними описями дней и работ, над досье. Потом пытался отдохнуть, и зло игнорировал напоминания о работе, ни на кого не опираясь, не стремясь понравиться, отчаявшийся, безразличный до поры, когда его меч поднимался в шикае и смотрел в шею офицеров. Кто мешал работать над чем-то, что его интересовало. Он умер тогда. Нет, он не мог бояться капитана. Он держал отряд, и не раскрывал капитану всех… Всего, как оно было. Для него. Трудно.
Перед капитаном отряд должен был быть идеален. Кира был безразличен, как они должны справиться.
Наконец, его умение держать нити отряда, его знание, сочувствие, почти свойство с теми, в ком знал душу – врагами и смирившимися – дало первую опору.
Тогда Кира уже вступил в должность, но всё так же был немногословен об отряде. Когда-то не знал их и капитану тогда же сказал, что не знает, сработается ли. Чуть позже еще не мог высказать что-либо об успехе, еще столь шатком.
Смутное, переходное время.
И всё так же бледнел перед капитаном. Что и когда произошло?
…
Ноябрь, и последние фусума отодвинуты. Ночь, но он, задвинув створки, опустится на колени возле футона. Поклонится, вслушиваясь в дыхание.
Его капитан его понимали лучше любого всегда. С того дня, когда он разрубил брусок между кистей там, в Руконгае. Так он думал. Понимали время боев, и насмешек, и внутренних драк, и иронии, и строгости, и опустошения. И тогда незаметно Изуру стал возвращаться к капитану.
Тот знал.
И Кира черпал в молчаливой оценке направление. Тогда в нем появилась опора, тогда…
Тогда, когда в воздухе всё пахло хурмой, он понял, что его дом его принял. Что есть место, куда всегда можно вернуться.
@темы:
Мой лейтенант
«Сити-го-сан» по рисунку Эльруу-сама читали? Совершенная прелесть этот рассказ)
загадочно потому, что явно и не украинский родной.
Но... это всё не для обсуждений, в общем-то)