Дух противоречия
Название: Наследство
Команда: КираГин
Тема: мистика/психодел/хоррор
Пейринг: Ичимару Гин/Кира Изуру
Размер: 4621 слово
Жанр: мистика, AU
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: однажды Кира Изуру получил в наследство старый дом в полузаброшенной деревне...
Дом сохранился прекрасно.
Прежде чем выйти к окраине, Изуру плутал по деревне минут двадцать и от своего наследства ждал того же вида, что и везде. Бедное поселение будто остановилось во времени лет семьдесят назад и с тех пор лишь ветшало. Кособокие, потемневшие от старости дома встречали его неуютными взглядами мутных окон, и столь же угрюмыми казались немногочисленные местные жители. Смотрели на него, конечно, все, ведь приезжие в этих краях явно были редкостью – но на вежливые приветствия Изуру и вопрос, как найти заброшенный дом семьи Кира, люди реагировали странно.
– А Вам зачем? – грубовато поинтересовался немолодой кряжистый мужчина с приметным ожогом в пол-лица. Услышав, что приезжий – наследник дома, он внезапно сплюнул на пыльную дорогу и, выругавшись, пошел прочь. Его спутник, древний старик с глубокими морщинами и характерным красным носом пьяницы, внимательно оглядел Изуру.
– По этой дороге и иди. До самого конца, а потом налево. Там он, у леса, дом этот чертов. Да.
На неловкую благодарность удивленного донельзя Изуру старик только махнул рукой и поковылял вслед за грубияном. На полпути обернулся и погрозил скрюченным пальцем:
– Уезжай отсюда!
Изуру пожал плечами. Странное место... впрочем, нет, таких немало: деревни, как и люди, дряхлеют и однажды вымирают совсем. Молодые уезжают в поисках жизни, старики остаются дотлевать. Так бывает.
Сам он задерживаться и не собирался. Нежданно свалившееся на голову наследство не радовало, а лишь нарушало жизненные планы. После окончания университета Изуру хотел сразу же выйти на работу, а вовсе не разбираться с доставшимся ему старьем. Если уж жилые дома были тут столь неприглядны, то можно представить, во что превратился тот, что пустовал ни много ни мало тридцать лет. Счастье, если вообще удастся его продать.
Со здешней ветвью их многочисленного рода все давно потеряли контакт. Семья, живущая обособленно и скрытно в своей деревне, с годами сошла на нет, и еще в детстве Изуру слышал всякие мрачные сплетни. Кто-то умер от пьянства, кто-то и того хуже, а в далекие суеверные времена одного из предков семьи утопили в речке – будто бы за колдовство.
Повзрослев, Изуру и думать забыл об этих страшных сказках, пока не был огорошен новостью, что именно он, как ближайший родственник, унаследовал старый дом в каком-то далеком селении. История и правда оказалась темной. Последними владельцами были два брата, и тридцать лет назад старший покончил с собой, а младший вскоре уехал, нанялся матросом на корабль и всю оставшуюся жизнь провел в плаваниях. По слухам, парень сильно пил, что и привело его к печальному концу где-то на Ямайке.
Изуру добрался до окраины и повернул налево. Зараженный воспоминаниями, он ожидал увидеть мрачные развалины, достойные фильма ужасов, но реальность заставила его пораженно охнуть. Дом действительно прекрасно сохранился. Двухэтажный, но приземистый и крепкий, на века сложенный из темно-серого камня. В окнах, что удивительно, стекла блестели, как новые. На вкус Изуру, привыкшего к аккуратным газонам, сад слишком зарос – но чем пышней росли деревья и дикие цветы, тем живей он казался. Торжество природы, давно забытое в больших городах.
Прямо за оградой начинался глухой лес. Низкие ветви кое-где касались крыши, нависая шатром.
Когда Изуру вошел в сад, калитка скрипнула совсем негромко, хотя не смазываемые много лет петли должны были разразиться адским скрежетом. В чем же дело? Вряд ли за домом ухаживал кто-то из местных. Додумать он не успел – под ногами захрустели мелкие камушки, дорожка провела прямо к крыльцу, а дверь открылась так легко, будто признала хозяина. Изуру помедлил, но все-таки вошел, убедив себя, что ничего удивительного нет. За столько лет в дом непременно кто-то влезал, не суеверные деревенские жители – так какие-нибудь бродяги. И вряд ли здесь осталось что-то ценное. Жаль, конечно, хоть какая-то бы польза от наследства была.
Он все еще думал о бродягах, пока шел по узкому коридору, отнюдь не затоптанному грязными ботинками. Оглядывался, проводил пальцами по обшитыми деревянными панелями стенам – никакой паутины и лишь немного пыли. Затхлости, присущей таким домам, тоже не было, напротив, приятно пахло деревом, старой бумагой и почему-то сухими травами. Сделав очередной резкий поворот, коридор вывел его в небольшую гостиную. Удивительно чистую и – иначе не скажешь – жилую.
Изуру не сразу понял, что именно он увидел, так разнились ожидания с реальностью. Возле окна спиной к вошедшему стоял человек. Молчал, не оборачиваясь и ничем не выдавая, что он живой, а вовсе не галлюцинация.
Но так ли это?
Изуру невольно сжал кулаки, сбрасывая оцепенение и не обращая внимания на стекающий по спине холодный пот. В конце концов, он законный владелец и обязан разобраться, что же происходит.
– Кто Вы такой и что здесь делаете? – громко спросил он, стараясь казаться уверенней, чем есть. – Это частная собственность.
Незнакомец поворачивался долго, будто в замедленной съемке. А лунно-бледное лицо его плыло и менялось, и узкая щель рта растягивалась шире и шире...
Изуру помотал головой, и наваждение рассеялось. Ему улыбался, вежливо кланяясь, самый обычный человек. Действительно бледный и очень высокий, но абсолютно реальный мужчина, облаченный в старомодный светло-серый костюм.
– Кто Вы? – повторил Изуру чуть тише.
– Ичимару Гин к Вашим услугам, господин Кира. Я ждал Вас.
– Мы раньше встречались? – такого человека он бы точно запомнил. Глаза насмешливо прищурены, волосы то ли белые, то ли седые, хотя незнакомец – Ичимару Гин – вовсе не был похож на старика.
– Нет-нет, не имел такой чести. Просто когда я узнал, что у дома наконец-то появился наследник, то поспешил прибрать его к Вашему приезду.
– Но почему?..
– Я обязательно все объясню, господин Кира, но давайте сначала присядем? Вы, верно, устали с дороги.
Изуру опустился в предложенное кресло, пытаясь разобраться в своих ощущениях. С одной стороны, он сразу почувствовал к этому человеку симпатию, что было вполне объяснимо, ведь элегантность и обходительность господина Ичимару приятно контрастировали со злобной грубостью деревенских жителей. С другой же стороны – едва заметная липкая дрожь, охватившая его при встрече, никак не желала униматься. Решив, как и обычно, руководствоваться разумом, а не эмоциями, Изуру кивнул собеседнику, прося продолжать.
– В прошлом мой отец служил здесь управляющим. До того – дед, и прадед тоже. Могу по праву сказать, что моя семья связана с этим домом так же, как Ваша. После того несчастья с братьями – Вы ведь знаете о нем? – дом много лет простоял пустым.
– Да, – пробормотал Изуру, рассеяно любуясь пылинками, которые танцевали и золотились в падающих сквозь окно солнечных лучах. Когда он только приехал, было пасмурно – а теперь, видимо, распогодилось. – Целых тридцать лет.
– Двадцать девять лет и три месяца, – сообщил Ичимару. – Прискорбно. А еще люди начали сочинять глупые небылицы, ну, знаете, все эти истории о призраках.
– Их можно понять – после того, что здесь случилось. Ужасное несчастье!
– А Вы, господин Кира? Тоже верите в призраков?
Ичимару улыбался, но улыбался он все время, так что нельзя было понять, шутит ли он.
– Нет, – твердо ответил Изуру. По крайней мере, сейчас он в этом не сомневался.
– Рад встретить такого здравомыслящего молодого человека, – Ичимару склонился к нему достаточно близко для доверительного шепота, но не так, чтоб нарушить правила приличия. – Скажу по секрету: я в них тоже не верю.
Разговор приобретал странный и не слишком приятный оттенок, но тут новый знакомый сам сменил тему.
– Знаете, я очень доволен, что у дома снова есть хозяин. Негоже ему пустовать. И Вы – не какой-то чужак, вот что правильно.
Изуру немного смутился.
– Мы родственники, конечно, но жили далеко друг от друга и не общались много лет... – он не стал добавлять, что желания сблизиться с родней не было ни с одной, ни с другой стороны. Но Ичимару и слушать не стал.
– Не важно. Главное – кровь. Это вам не современные коробки-однодневки, здесь поколения одной и той же семьи рождались и умирали более двухсот лет.
«Построен на века» – вспомнил Изуру свое первое впечатление от дома. Он оказался прав. Ичимару тем временем продолжал:
– Я навел здесь порядок, надеюсь, Вам понравится.
Изуру смутился еще сильней. Несомненно, труд был тяжелый, а ведь этот человек даже не работал на их семью и не знал, чего ждать от молодого наследника.
– Не знаю, как Вас благодарить, господин Ичимару. Денег у меня совсем немного...
– Ну что Вы! – тот отмахнулся, будто от пустяка. – Ни слова о деньгах. Я сделал это, потому что должен был. В память о предках, если хотите. Об истории этой семьи и этого дома.
– Невеселая история, судя по всему, – Изуру немного успокоился, хотя искренняя благодарность все еще мешалась с неуютным ощущением слишком дорогого подарка. – Я слышал кое-что еще в детстве, но помню плохо.
– Я непременно обо всем расскажу, – Ичимару так и лучился довольством, пробивающимся сквозь вежливую скромность, и это слегка нервировало, Изуру вовсе не считал себя достойным поводом для такой радости. – Но сначала позвольте предложить Вам чаю.
Зеленый чай отдавал горькими травами, а комната, куда Ичимару привел гостя, удивляла аскетичностью. Узкая кровать, заправленная с армейской аккуратностью, письменный стол и пара стульев, высокий, до потолка, книжный шкаф. Толстые книги в потемневших от долгих лет переплетах – никаких современных модных романов, да и откуда им тут взяться? На подоконнике зеленел какой-то колючий цветок – в ботанике Изуру никогда не разбирался.
– Благодарю, – он сделал еще глоток, присаживаясь на стул. Высокая деревянная спинка жестко впилась в уставшую за время дороги в тряском автобусе поясницу. Изуру вспомнил, что этот автобус проходил здесь всего два раза в сутки, так что изначально он собирался уехать вечерним рейсом. Или заплатить кому-нибудь из местных с автомобилем – хотя теперь об этом варианте можно было позабыть. Он хотел всего лишь осмотреть дом и решить, можно ли продать его в теперешнем состоянии, или лучше снести развалюху и продать только землю.
Сейчас даже думать о таком было неловко.
– Вы живете здесь, господин Ичимару? В этой деревне?
Улыбчивый рот растянулся еще шире.
– Я живу здесь.
Закатное солнце опустилось ниже, и лучи его осветили дальнюю стену, затемненную до тех пор. Изуру изумленно охнул.
Кто эти двое, так мастерски изображенные на портрете, он догадался сразу. Мальчишка лет тринадцати хмуро таращился из-под густых бровей – именно от него, спустя годы погибшего так далеко от родины, Изуру и достался этот дом. Но поразил его другой, старший брат. В застегнутом под самое горло строгом темно-синем костюме, с убранными в хвост блекло-золотистыми волосами, с отстраненным, но удивительно грустным выражением лица. По сравнению с ним даже Изуру, над которым друзья посмеивались из-за чрезмерной серьезности, выглядел весельчаком.
В остальном они были похожи как две капли воды.
– Вот об этом Вы не говорили, – пробормотал он, подойдя ближе и не в силах оторвать глаз от портрета.
– Хотел, чтобы Вы заметили сами. Удивительно, правда? Ваша судьба – быть здесь.
Изуру хотел возразить, но слова застряли в горле. Вместо этого он спросил:
– Так что же с ними случилось?
– Печальная это история, господин Кира. Братья рано похоронили родителей и остались одни. Старший с тех пор был подвержен приступам меланхолии, которая в последние годы только усилилась. Он как раз учился в университете... как и Вы, смею предположить?
– Я закончил, – глухо ответил Изуру. – Выпустился месяц назад.
– Похвально. А вот бедняга не успел. Однажды – дело было в мае – он поднялся на чердак и повесился.
– Кошмар.
– Никто не узнал, что же все-таки толкнуло его на этот шаг. Он мало с кем общался и не оставил даже записки. Что до младшего брата... он с детства был непослушным хулиганом, а после случившегося и вовсе стал неуправляемым. Вскоре – ему тогда было шестнадцать – он бросил школу и сбежал в город, где нанялся матросом на корабль, идущий в южные моря. Сюда он больше не возвращался. Слухи, конечно, доходили неприятные: алкоголь, дурные женщины, драки... Не представляете, как я рад, что теперь дом в более надежных руках.
Голос Ичимару шелестел, как ползучий песок, а потом незаметно стих. Изуру вглядывался в лица на портрете. Какой страшный финал для обоих! Что же сломало жизни таких молодых людей?
То, что случилось следом, настолько шокировало Изуру, что он не сразу смог пошевелиться. Пахнуло землей и горькими травами, а то, что прижалось сзади, было чуть холодней обычного человеческого тела. Изуру едва не задохнулся, когда что-то отвратительно скользкое коснулось шеи. Затуманенным глазам почудилось, будто лица с портрета смотрят сочувственно. Сбросив, наконец, оцепенение, он резко обернулся.
– Что Вы себе позволяете?
Ичимару – он стоял у она и поливал тот самый колючий цветок – ответил ему недоуменным взглядом.
– О чем Вы, господин Кира?
Изуру захлопал глазами, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Ощущение было таким реальным – но этот человек, спокойно занимающийся своими делами, точно был ни при чем.
– Простите, – пробормотал он, переводя дыхание, – мне показалось. Наверно, я просто устал, пришлось ехать целый день...
– Тогда Вам стоит отдохнуть, – ничуть не обиженный Ичимару улыбнулся. – Приляжете? – он указал на постель.
Изуру взглянул в окно, где догорало и таяло солнце.
– Закат – худшее время для сна, еще моя бабушка так говорила. Лучше прогуляюсь немного, на свежем воздухе мне станет лучше.
– Как пожелаете. Воздух здесь действительно свежий, не то что в городах. Только вот на дружелюбие здешних жителей рассчитывать не советую. Они всегда питали к дому и его хозяевам необъяснимую неприязнь.
– Я уже заметил, – Изуру вспомнил первую встречу с сельчанами.
– Темный народ! – Ичимару умудрился нахмуриться, не теряя вечной улыбки, что выглядело жутковато. – Сейчас-то они мирные, только ругаются. А вот двести лет назад Вашего предка, построившего этот дом, убили, обвинив в колдовстве.
Изуру неуютно поежился. Одно дело слушать в детстве страшные сказки и совсем другое – в них окунуться.
– Но почему так, господин Ичимару? Разве был повод?
– Конечно нет. Уверен, что они просто завидовали его богатству. А уж если человек живет скрытно, деревенским проще было поверить в нечистую силу, чем в то, что он лишь усердно работает... и не пьет, в отличие от других. Представьте, они выдумали, будто старый Кира призвал себе на помощь какого-то жуткого демона и приносил людей ему в жертву. Сейчас бы над таким просто посмеялись, а тогда... они собрались толпой – боялись поодиночке-то! – и утопили его в реке. Страшное дело!
– Да уж, – Изуру вздохнул, но попытался разрядить чересчур уж мрачную обстановку. – Надеюсь, меня не примут за очередного колдуна? Это уж точно не по моей части.
Ичимару покачал головой.
– Я буду Вас ждать.
С одной стороны Изуру обрадовало то, что не придется возвращаться в пустой дом. Но с другой...
– А разве Вам самому домой не нужно? К себе, я имею в виду.
Ичимару Гин только улыбнулся, неслышно отступил во тьму коридора и не ответил ничего.
Похоже, ходить по вечерам здесь не любили. За пятнадцать минут прогулки Изуру встретил только одну женщину, поспешившую пройти мимо. Под ноги метнулся тощий кот, пронзительно мяукнул и бросился прочь.
Изуру с тоской огляделся по сторонам. Странно, из окна деревня не казалась такой уж старой и мрачной – должно быть, золотисто-оранжевый свет заходящего солнца делал всю картину веселей. Бесцельно пройдя еще метров двести, он собирался повернуть назад, как вдруг услышал:
– Парень! Эй, парень!
Сумерки все сгущались, и обладателя смутно знакомого скрипучего голоса Изуру заметил по сигаретному огоньку и струйке дыма. Подойдя ближе, он ощутил резкий запах табака и дешевого виски.
– Да?
Это был тот самый старик, днем указавший ему дорогу к дому. Он присел на рассохшуюся скамейку и неприязненно оглядел подошедшего.
– Не уехал, стало быть? Говорил же тебе...
– Прошу прощения, – хоть собеседник явно лез не в свое дело, Изуру старался быть вежливым. – Я получил этот дом в наследство и не уеду, пока не решу все дела.
Старик всмотрелся внимательней, щуря слезящиеся глаза. Потом протянул фляжку.
– Пить будешь?
– Нет, спасибо.
Проворчав «Ишь, воспитанный какой», старик надолго приложился к горлышку.
– А я выпью. В этом чертовом месте без выпивки совсем рехнешься.
Изуру едва сдержал саркастическое хмыканье. Должно быть, как раз от алкоголя здесь с ума и сходят. Он хотел попрощаться и уйти, но старик не унимался.
– Бросай ты это, парень, пока цел. И дом этот проклятый не вздумай чинить, пусть гниет, туда ему и дорога.
Изуру уставился на него с недоумением. «Чинить»? «Гниет»? Дом в отличном состоянии, и кому, как ни местным, это знать? Должно быть, старик в маразме, что неудивительно.
– Даже огонь его, гнездо змеиное, не взял, – пробормотал тот себе под нос, и Изуру невольно вздрогнул.
– О чем Вы говорите? Там был пожар? – невозможно, следы бы непременно остались, вряд ли сын управляющего даже в память о предках стал бы ремонтировать целый дом. Старик раскурил новую сигарету и закашлялся.
– Два пожара, два! Первый устроил еще тот парнишка, который потом сбежал в матросы. Поджег все аккурат после того, как брат его старший повесился. Вся семейка больная, прости Господи. А дом, – старик выдержал значительную паузу, – совсем немного обгорел. Будто хранила его какая-то дьявольская сила.
С последним Изуру мог бы поспорить, но молчал, не перебивая.
– Второй пожар... – тон говорящего резко помрачнел. – Видел моего сына? Того мужика с большим ожогом, который тебя еще по матушке послал? А тогда он совсем пацаном еще был, и многие хотели сжечь чертов дом дотла, но даже близко подойти боялись. А сын не испугался. Утащил у меня канистру бензина, облил все внутри, а потом вышел в сад и бросил в окно горящую тряпку. А потом, – голос дрогнул, – он бежал вон из сада, бежал, но оказывался все ближе и ближе к дому, а там все уже разгорелось, а его тянуло еще ближе... так он мне рассказывал. Когда говорить смог. Еле спасли его в больнице, до сих пор вон какой калечный. Так что это, если не дьявольщина? Тогда дом тоже выстоял, хоть и получил свое, аж крыша провалилась! Но больше подойти к нему люди не решались, надеялись, сам сгниет без хозяев-то. А тут ты... ууу, проклятье!
Изуру глянул вниз – туда, где в конце дороги ждало у леса его наследство. Крепкая двускатная крыша надежно прикрывала столь же основательный дом, сад пышно цвел и шелестел листвой. Изуру глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки – в конце концов, он привык верить своим глазам, а не россказням старых пьянчуг.
– Мне пора.
– Не веришь, глупый мальчишка? Смотри, как бы поздно не стало! Это началось, когда еще прадед мой был жив, а проклятый колдун, старый Кира, решил здесь поселиться. Ох и много пропало людей, пока он строил свой дом! Очень много! И даже когда колдуна казнили, зло, что он вызвал, осталось. Оно в доме!
Процедив сквозь зубы «До свидания», Изуру спешно пошел прочь. Не стоило болтать со стариком, послушаешь – мороз по коже, хоть это все и глупые сказки. Он нашел взглядом окно своей теперешней комнаты, признавая забавный колючий цветок.
За стеклом мелькнула перекошенная белая тень.
Изуру аж запнулся, и сердце вмиг заколотилось, но он быстро обругал себя за излишнюю впечатлительность. Это же господин Ичимару! Он обещал его подождать.
... допив последний глоток виски, старик встряхнул фляжку и разочарованно крякнул. Угрюмым взглядом проводил городского мальчика, так спешившего к проклятому дому.
Тот встречал его колючим приветствием переломанных и высохших деревьев в саду, чернотой обугленных стен, голодным зевом окон, чьи стекла полопались от жара еще тридцать лет назад. Луна сменила на небе солнце и светила теперь в большой пролом на крыше, куда ни одна живая душа не решилась бы заглянуть.
Изуру не спалось. Проворочавшись с полчаса, он решил почитать хотя бы книгу, благо в комнате их было предостаточно. Увы, большинство из них оказалось медицинскими справочниками или учебниками по биологии и химии. Подшивка журналов тридцатилетней давности — тоже медицинских. Потрепанные романы на немецком и французском – Изуру с сожалением признал, что покойный хозяин дома владел языками лучше него. От скуки он заглянул даже в ящик письменного стола и полистал тетради, заполненные убористым каллиграфическим почерком. Из последней, самой толстой, выпал листочек. Изуру поднес его к свету старинной масляной лампы – где такие могли сохраниться, как не здесь?
Рисовал, несомненно, ребенок – только от детских рисунков на тему «моя семья» обычно не веет такой жутью. Темные фигуры мужчины и женщины – родители, которых мальчик плохо запомнил. Старший брат – болезненно худой, изможденный. Сам маленький художник, спрятавшийся под схематически нарисованным столом...
И над всеми – заштрихованная черной ручкой темнота, а в ней от края до края листочка растянулась хищная улыбка и злобно сощурились узкие глаза. Люди были подавлены, страшное лицо торжествовало, и даже простенький детский рисунок сумел это передать.
Изуру, нахмурившись, спрятал картинку между страниц тетради. Быстрый укол страха ему не понравился. Как же так, Ичимару Гин был так добр и обходителен, а он наслушался пьяных россказней и теперь вздрагивает от каких-то старых картинок? Мало ли, почему ребенок нарисовал такое и чего он боялся? В конце концов, все дети – фантазеры.
«Это было много лет назад, откуда мальчик знал его? Стоит ли об этом подумать?»
Он машинально листал тетрадь дальше, рассеянно скользя взглядом по страницам. Химические определения, какие-то формулы... так скучно, что и правда захотелось спать. Но одна запись вдруг привлекла его внимание. Те же чернила, тот же почерк, только сильней нажим пера и строки то и дело обрываются.
«Я больше не могу».
– Что? – в абсолютной тишине ночи голос Изуру прозвучал слишком громко.
«Отвратительно».
Он начал читать с самого начала.
«Я был проклят с того дня, как впервые заговорил с Ним. Нельзя было соглашаться на Его помощь.
Как же я глуп!
Вся семья проклята. А эти сказки крестьян о нашем прапрадедушке и колдовстве, глупые страшные сказки...
Правда. Правда. Правда.
Он тоже был глуп и тщеславен, вызвал Того, с Кем справиться не смог.
И я не могу больше.
Платить надо собой.
То, что Он делает со мной, отвратительно, гадко, больно. Но хуже другое.
Иногда мне нр»
Далее строка была густо вымарана. Еще несколько расплылись – от слез?
«... брат рисовал Его, когда был маленьким, дети многое замечают там, где взрослые уже слепы и глухи. Хотел бы и я...
Пришлось отобрать и сжечь его рисунки, заставить учиться как можно больше, чтобы времени ни на что не оставалось. Бедный, он так ненавидел меня тогда... А я просто хотел уберечь брата, хотел, чтоб он вырос и забыл все, будто глупые детские страхи. Меня-то уже не спасти.
Один рисунок сжечь не смог, как ни пытался. Наверно, портрет Его забавляет, недаром Он снова смеется».
Снова пара расплывшихся строк. Текст, идущий далее, едва получилось разобрать.
«Когда мне нравится самому – это непереносимо.
.
.
.
Прости».
Записка все-таки была, но никто не додумался искать среди сотен лекций и лабораторных работ. Лампа мигнула, и свет потускнел. Изуру раз за разом перечитывал последнее слово. Сколько боли, сколько стыда и страха! И у кого же бедняга просил прощения? У брата – или...
Когда тонкий палец прижал страницу и постучал по ней ногтем, Изуру не сразу понял, что же не так. Будто дурной сон – только вот сны такие ему еще не снились. Не далее как сегодня эти пальцы подавали ему чашку с чаем...
… и тогда они были нормальной длины. Сейчас Изуру не видел ни Ичимару Гина, ни даже протянутой руки – только бесконечно длинный белый палец.
«Не оборачиваться!»
– Он был такой смешной, – мечтательно прошептали сзади. – Переживал все время, мучился совестью и оттого становился еще вкусней. Самый сладкий в вашем семействе. А Вы будете... ты будешь таким, Кира Изуру?
Тот смотрел в окно, до боли сжав зубы и стараясь даже дрожью не реагировать на прикосновения. Все новые и новые пальцы трогали его, легонько царапали и лезли за воротник небрежно расстегнутой рубашки. За окном в неверном лунном свете лежала затаившаяся на ночь деревня – а на подоконнике пылился старый цветочный горшок. Высохшая напрочь земля, немного трухи – вот и все.
– Люди слабы, даже лучшие из них, – теперь голос шептал в самое ухо, но ни тепла, ни дыхания не ощущалось. – И старый Кира в свое время сломался. О, поверь мне, он с удовольствием проводил все ритуалы, заманивал доверчивых крестьян и собственноручно резал их потом на алтаре, который устроил в подвале. Ты еще не знаешь про подвалы, правда? Там, внизу, много интересного. Ну а старик... он жил бы вечно, если б расплачиваться можно было только жизнями других. А что мне эти безымянные людишки? Он призвал меня в семью, сделал частью семьи, так что и жертв я хотел более личных.
– Жертв? Он должен был убивать своих родных? – стоять, как статуя, и наивно мечтать поскорее проснуться Изуру устал. Вдохнув поглубже, он повернулся навстречу своему ночному кошмару. Ичимару Гин встретил его улыбкой, похожей на глубокую трещину, и глаза его чуть приоткрылись, отражая лунный свет.
– Убивать? Ну что ты! – он всплеснул руками, пальцы которых становились то длинней, то короче, изгибаясь самым противоестественным образом. Изуру затрясло, но он упорно не подавал виду. – Я не желал смерти никому из семьи. Они делали это сами.
«Дышать. Дышать».
– Однажды старик самонадеянно решил, что справится без моей помощи. И вот что случилось – утоплен в грязной реке толпой крестьян, которых он считал не более, чем овцами. Поучительно, правда? А знаешь, что с ним стало потом? – нечеловечески быстрым движением Ичимару подался вперед и рассмеялся в самое лицо. – Я его съел.
Изуру невольно дернулся, отступая, и повалился спиной на письменный стол. Гин ловко выхватил тетрадь с рисунком и, не сходя с места, дотянулся до книжного шкафа на другом конце комнаты.
– Они мне дороги, как память, – объяснил с глумливой ухмылкой, пряча тетрадь за рядом книг.
Лежа на столе, с нависшим сверху улыбчивым демоном, Изуру чувствовал себя беспомощным, как никогда. И только гордость не позволяла умолять о пощаде или звать на помощь.
Да и кто сюда придет?
– Послушайте... господин Ичимару, – поспешно выдавил он, глядя в жуткое лицо, которое то расплывалось изменчиво, то вновь складывалось в знакомый прищур и улыбку. – Те люди заключали с Вами сделку, так? Потому они и должны были заплатить. Но мне-то от Вас ничего не нужно, я откажусь от наследства и уеду отсюда...
– Наивный мальчик, – Ичимару перебил его и склонился ниже. – Иногда это и правда были сделки. А иногда – человек мне просто нравился. Как ты.
Длинный и такой же бледный язык прошелся вдоль шеи, будто пробуя, и толкнулся в ухо. Изуру сразу узнал то липкое ощущение, которое днем списал на галлюцинацию, и когда один из вездесущих пальцев скользнул в рот, укусил от всей души. Ичимару, искренне веселясь, помахал рукой, демонстрируя, как исчезают следы зубов.
– Смелый!.. Может быть, продержишься подольше.
Он играючи разорвал рубашку. Заострившимися ногтями расчертил кожу – один раз, второй, третий, рисуя болью причудливый узор. Изуру отчаянно закусил губу.
«Ни за что не закричу».
Боль была терпима. Когда же Ичимару широко открыл рот, буквально зализывая раны, стало гораздо хуже. Жгло так, будто на кожу плеснули спиртом, и голову кружило все сильней. Мокрое скольжение языка было отвратительным, но оно повторялось вновь и вновь, пока тело, бьющееся, словно в лихорадке, не прошило горячей искрой.
«Когда мне нравится – это непереносимо» – писал бывший владелец этой комнаты. Отчаявшийся до смерти.
Громкий скрежет разорвал тишину ночи. Он донесся снаружи, и Изуру, посмотрев в окно, разглядел, как медленно затворяется калитка. Ветер, должно быть. А что так скрипит, немудрено, она уж тридцать лет тут ржавеет.
И только в этот миг Изуру понял, что в комнате он вновь один. Всхлипнув, он сполз на пол, пытаясь унять дрожь и понимая, что никаким кошмарным сном это объяснить не сможет. Только не рваную рубашку с пятнами крови. Только не пропитавший его насквозь запах земли и трав. Рот наполнился горечью, и Изуру с опаской сплюнул, почти уверенный, что увидит красное.
Ничего.
«Позвольте предложить Вам чаю», – сказал тогда Ичимару Гин. Сама любезность.
Крови не оказалось и на груди – там, под самой кожей, горел и змеился темный узор.
– Нет!..
Снаружи завывал ветер, но в доме стояла тишина. От нового звука екнуло сердце.
«Скрип».
Это наверху.
«Скрип-скрип».
Это на чердаке.
Идти наверх было, несомненно, глупо. Но от мысли о том, чтобы спуститься вниз – а как иначе сбежать отсюда? – предательски слабели колени.
«Ты знаешь о подвалах?»
Плутая впотьмах, Изуру пожалел о забытом в сумке электрическом фонарике – единственном, что осталось от той, нормальной жизни. Но было поздно, и дверь чердака приветливо отворилась, пропуская внутрь.
Темно здесь не было. Сквозь большой пролом в крыше светила луна, и даже в ее бледном сиянии видны были обугленные стены.
«Скрип!»
– Посмотри наверх, – шепнула луна голосом Ичимару Гина, а потом и он сам радостно и безумно улыбнулся из темного угла.
Прямо над Изуру нависала широкая закопченая балка.
– Вот здесь он и висел, хороший мой, – закивал Ичимару. – Говорил – ему стыдно. Говорил – это страшное зло.
– Ты и его съел? – будто заражаясь безумием, спросил Изуру у демона.
– Всенепременно! Они же мои... вот уж двести лет вся семья Кира – моя.
– А это? – быстрый взгляд на расписавший грудь дьявольский узор. – Тоже было у всех?
Ичимару неожиданно подмигнул.
– Это для самых лучших. О, ты многое еще узнаешь! Научишься делиться своей жизнью и получать мою. И, быть может, научишься радоваться.
– А если я не хочу?
Луна текла с неба. Ичимару Гин смеялся в темноте.
– Боюсь, тогда у тебя только один выход, И-зу-ру. Посмотри – даже место готово. Я, конечно, огорчусь... но верю, что ты будешь очень вкусным.
Изуру долго смотрел на протертую по центру балку, чувствуя, как ложится в руку собственный ремень. Слушал смех жуткого, навечно связанного с ним сверхъестественного существа – и никогда еще жизнь не казалась ему столь желанной. Не медля больше ни секунды, он бросил ремень к ногам Ичимару.
– Даже не надейся. Я буду жить.
– Очень-очень долго, – эхом ответил тот. И расхохотался.
Из темноты к Изуру потянулась лунно-белая рука.
Он не пошевелился.
URL записиКоманда: КираГин
Тема: мистика/психодел/хоррор
Пейринг: Ичимару Гин/Кира Изуру
Размер: 4621 слово
Жанр: мистика, AU
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: однажды Кира Изуру получил в наследство старый дом в полузаброшенной деревне...
Дом сохранился прекрасно.
Прежде чем выйти к окраине, Изуру плутал по деревне минут двадцать и от своего наследства ждал того же вида, что и везде. Бедное поселение будто остановилось во времени лет семьдесят назад и с тех пор лишь ветшало. Кособокие, потемневшие от старости дома встречали его неуютными взглядами мутных окон, и столь же угрюмыми казались немногочисленные местные жители. Смотрели на него, конечно, все, ведь приезжие в этих краях явно были редкостью – но на вежливые приветствия Изуру и вопрос, как найти заброшенный дом семьи Кира, люди реагировали странно.
– А Вам зачем? – грубовато поинтересовался немолодой кряжистый мужчина с приметным ожогом в пол-лица. Услышав, что приезжий – наследник дома, он внезапно сплюнул на пыльную дорогу и, выругавшись, пошел прочь. Его спутник, древний старик с глубокими морщинами и характерным красным носом пьяницы, внимательно оглядел Изуру.
– По этой дороге и иди. До самого конца, а потом налево. Там он, у леса, дом этот чертов. Да.
На неловкую благодарность удивленного донельзя Изуру старик только махнул рукой и поковылял вслед за грубияном. На полпути обернулся и погрозил скрюченным пальцем:
– Уезжай отсюда!
Изуру пожал плечами. Странное место... впрочем, нет, таких немало: деревни, как и люди, дряхлеют и однажды вымирают совсем. Молодые уезжают в поисках жизни, старики остаются дотлевать. Так бывает.
Сам он задерживаться и не собирался. Нежданно свалившееся на голову наследство не радовало, а лишь нарушало жизненные планы. После окончания университета Изуру хотел сразу же выйти на работу, а вовсе не разбираться с доставшимся ему старьем. Если уж жилые дома были тут столь неприглядны, то можно представить, во что превратился тот, что пустовал ни много ни мало тридцать лет. Счастье, если вообще удастся его продать.
Со здешней ветвью их многочисленного рода все давно потеряли контакт. Семья, живущая обособленно и скрытно в своей деревне, с годами сошла на нет, и еще в детстве Изуру слышал всякие мрачные сплетни. Кто-то умер от пьянства, кто-то и того хуже, а в далекие суеверные времена одного из предков семьи утопили в речке – будто бы за колдовство.
Повзрослев, Изуру и думать забыл об этих страшных сказках, пока не был огорошен новостью, что именно он, как ближайший родственник, унаследовал старый дом в каком-то далеком селении. История и правда оказалась темной. Последними владельцами были два брата, и тридцать лет назад старший покончил с собой, а младший вскоре уехал, нанялся матросом на корабль и всю оставшуюся жизнь провел в плаваниях. По слухам, парень сильно пил, что и привело его к печальному концу где-то на Ямайке.
Изуру добрался до окраины и повернул налево. Зараженный воспоминаниями, он ожидал увидеть мрачные развалины, достойные фильма ужасов, но реальность заставила его пораженно охнуть. Дом действительно прекрасно сохранился. Двухэтажный, но приземистый и крепкий, на века сложенный из темно-серого камня. В окнах, что удивительно, стекла блестели, как новые. На вкус Изуру, привыкшего к аккуратным газонам, сад слишком зарос – но чем пышней росли деревья и дикие цветы, тем живей он казался. Торжество природы, давно забытое в больших городах.
Прямо за оградой начинался глухой лес. Низкие ветви кое-где касались крыши, нависая шатром.
Когда Изуру вошел в сад, калитка скрипнула совсем негромко, хотя не смазываемые много лет петли должны были разразиться адским скрежетом. В чем же дело? Вряд ли за домом ухаживал кто-то из местных. Додумать он не успел – под ногами захрустели мелкие камушки, дорожка провела прямо к крыльцу, а дверь открылась так легко, будто признала хозяина. Изуру помедлил, но все-таки вошел, убедив себя, что ничего удивительного нет. За столько лет в дом непременно кто-то влезал, не суеверные деревенские жители – так какие-нибудь бродяги. И вряд ли здесь осталось что-то ценное. Жаль, конечно, хоть какая-то бы польза от наследства была.
Он все еще думал о бродягах, пока шел по узкому коридору, отнюдь не затоптанному грязными ботинками. Оглядывался, проводил пальцами по обшитыми деревянными панелями стенам – никакой паутины и лишь немного пыли. Затхлости, присущей таким домам, тоже не было, напротив, приятно пахло деревом, старой бумагой и почему-то сухими травами. Сделав очередной резкий поворот, коридор вывел его в небольшую гостиную. Удивительно чистую и – иначе не скажешь – жилую.
Изуру не сразу понял, что именно он увидел, так разнились ожидания с реальностью. Возле окна спиной к вошедшему стоял человек. Молчал, не оборачиваясь и ничем не выдавая, что он живой, а вовсе не галлюцинация.
Но так ли это?
Изуру невольно сжал кулаки, сбрасывая оцепенение и не обращая внимания на стекающий по спине холодный пот. В конце концов, он законный владелец и обязан разобраться, что же происходит.
– Кто Вы такой и что здесь делаете? – громко спросил он, стараясь казаться уверенней, чем есть. – Это частная собственность.
Незнакомец поворачивался долго, будто в замедленной съемке. А лунно-бледное лицо его плыло и менялось, и узкая щель рта растягивалась шире и шире...
Изуру помотал головой, и наваждение рассеялось. Ему улыбался, вежливо кланяясь, самый обычный человек. Действительно бледный и очень высокий, но абсолютно реальный мужчина, облаченный в старомодный светло-серый костюм.
– Кто Вы? – повторил Изуру чуть тише.
– Ичимару Гин к Вашим услугам, господин Кира. Я ждал Вас.
– Мы раньше встречались? – такого человека он бы точно запомнил. Глаза насмешливо прищурены, волосы то ли белые, то ли седые, хотя незнакомец – Ичимару Гин – вовсе не был похож на старика.
– Нет-нет, не имел такой чести. Просто когда я узнал, что у дома наконец-то появился наследник, то поспешил прибрать его к Вашему приезду.
– Но почему?..
– Я обязательно все объясню, господин Кира, но давайте сначала присядем? Вы, верно, устали с дороги.
Изуру опустился в предложенное кресло, пытаясь разобраться в своих ощущениях. С одной стороны, он сразу почувствовал к этому человеку симпатию, что было вполне объяснимо, ведь элегантность и обходительность господина Ичимару приятно контрастировали со злобной грубостью деревенских жителей. С другой же стороны – едва заметная липкая дрожь, охватившая его при встрече, никак не желала униматься. Решив, как и обычно, руководствоваться разумом, а не эмоциями, Изуру кивнул собеседнику, прося продолжать.
– В прошлом мой отец служил здесь управляющим. До того – дед, и прадед тоже. Могу по праву сказать, что моя семья связана с этим домом так же, как Ваша. После того несчастья с братьями – Вы ведь знаете о нем? – дом много лет простоял пустым.
– Да, – пробормотал Изуру, рассеяно любуясь пылинками, которые танцевали и золотились в падающих сквозь окно солнечных лучах. Когда он только приехал, было пасмурно – а теперь, видимо, распогодилось. – Целых тридцать лет.
– Двадцать девять лет и три месяца, – сообщил Ичимару. – Прискорбно. А еще люди начали сочинять глупые небылицы, ну, знаете, все эти истории о призраках.
– Их можно понять – после того, что здесь случилось. Ужасное несчастье!
– А Вы, господин Кира? Тоже верите в призраков?
Ичимару улыбался, но улыбался он все время, так что нельзя было понять, шутит ли он.
– Нет, – твердо ответил Изуру. По крайней мере, сейчас он в этом не сомневался.
– Рад встретить такого здравомыслящего молодого человека, – Ичимару склонился к нему достаточно близко для доверительного шепота, но не так, чтоб нарушить правила приличия. – Скажу по секрету: я в них тоже не верю.
Разговор приобретал странный и не слишком приятный оттенок, но тут новый знакомый сам сменил тему.
– Знаете, я очень доволен, что у дома снова есть хозяин. Негоже ему пустовать. И Вы – не какой-то чужак, вот что правильно.
Изуру немного смутился.
– Мы родственники, конечно, но жили далеко друг от друга и не общались много лет... – он не стал добавлять, что желания сблизиться с родней не было ни с одной, ни с другой стороны. Но Ичимару и слушать не стал.
– Не важно. Главное – кровь. Это вам не современные коробки-однодневки, здесь поколения одной и той же семьи рождались и умирали более двухсот лет.
«Построен на века» – вспомнил Изуру свое первое впечатление от дома. Он оказался прав. Ичимару тем временем продолжал:
– Я навел здесь порядок, надеюсь, Вам понравится.
Изуру смутился еще сильней. Несомненно, труд был тяжелый, а ведь этот человек даже не работал на их семью и не знал, чего ждать от молодого наследника.
– Не знаю, как Вас благодарить, господин Ичимару. Денег у меня совсем немного...
– Ну что Вы! – тот отмахнулся, будто от пустяка. – Ни слова о деньгах. Я сделал это, потому что должен был. В память о предках, если хотите. Об истории этой семьи и этого дома.
– Невеселая история, судя по всему, – Изуру немного успокоился, хотя искренняя благодарность все еще мешалась с неуютным ощущением слишком дорогого подарка. – Я слышал кое-что еще в детстве, но помню плохо.
– Я непременно обо всем расскажу, – Ичимару так и лучился довольством, пробивающимся сквозь вежливую скромность, и это слегка нервировало, Изуру вовсе не считал себя достойным поводом для такой радости. – Но сначала позвольте предложить Вам чаю.
* * *
Зеленый чай отдавал горькими травами, а комната, куда Ичимару привел гостя, удивляла аскетичностью. Узкая кровать, заправленная с армейской аккуратностью, письменный стол и пара стульев, высокий, до потолка, книжный шкаф. Толстые книги в потемневших от долгих лет переплетах – никаких современных модных романов, да и откуда им тут взяться? На подоконнике зеленел какой-то колючий цветок – в ботанике Изуру никогда не разбирался.
– Благодарю, – он сделал еще глоток, присаживаясь на стул. Высокая деревянная спинка жестко впилась в уставшую за время дороги в тряском автобусе поясницу. Изуру вспомнил, что этот автобус проходил здесь всего два раза в сутки, так что изначально он собирался уехать вечерним рейсом. Или заплатить кому-нибудь из местных с автомобилем – хотя теперь об этом варианте можно было позабыть. Он хотел всего лишь осмотреть дом и решить, можно ли продать его в теперешнем состоянии, или лучше снести развалюху и продать только землю.
Сейчас даже думать о таком было неловко.
– Вы живете здесь, господин Ичимару? В этой деревне?
Улыбчивый рот растянулся еще шире.
– Я живу здесь.
Закатное солнце опустилось ниже, и лучи его осветили дальнюю стену, затемненную до тех пор. Изуру изумленно охнул.
Кто эти двое, так мастерски изображенные на портрете, он догадался сразу. Мальчишка лет тринадцати хмуро таращился из-под густых бровей – именно от него, спустя годы погибшего так далеко от родины, Изуру и достался этот дом. Но поразил его другой, старший брат. В застегнутом под самое горло строгом темно-синем костюме, с убранными в хвост блекло-золотистыми волосами, с отстраненным, но удивительно грустным выражением лица. По сравнению с ним даже Изуру, над которым друзья посмеивались из-за чрезмерной серьезности, выглядел весельчаком.
В остальном они были похожи как две капли воды.
– Вот об этом Вы не говорили, – пробормотал он, подойдя ближе и не в силах оторвать глаз от портрета.
– Хотел, чтобы Вы заметили сами. Удивительно, правда? Ваша судьба – быть здесь.
Изуру хотел возразить, но слова застряли в горле. Вместо этого он спросил:
– Так что же с ними случилось?
– Печальная это история, господин Кира. Братья рано похоронили родителей и остались одни. Старший с тех пор был подвержен приступам меланхолии, которая в последние годы только усилилась. Он как раз учился в университете... как и Вы, смею предположить?
– Я закончил, – глухо ответил Изуру. – Выпустился месяц назад.
– Похвально. А вот бедняга не успел. Однажды – дело было в мае – он поднялся на чердак и повесился.
– Кошмар.
– Никто не узнал, что же все-таки толкнуло его на этот шаг. Он мало с кем общался и не оставил даже записки. Что до младшего брата... он с детства был непослушным хулиганом, а после случившегося и вовсе стал неуправляемым. Вскоре – ему тогда было шестнадцать – он бросил школу и сбежал в город, где нанялся матросом на корабль, идущий в южные моря. Сюда он больше не возвращался. Слухи, конечно, доходили неприятные: алкоголь, дурные женщины, драки... Не представляете, как я рад, что теперь дом в более надежных руках.
Голос Ичимару шелестел, как ползучий песок, а потом незаметно стих. Изуру вглядывался в лица на портрете. Какой страшный финал для обоих! Что же сломало жизни таких молодых людей?
То, что случилось следом, настолько шокировало Изуру, что он не сразу смог пошевелиться. Пахнуло землей и горькими травами, а то, что прижалось сзади, было чуть холодней обычного человеческого тела. Изуру едва не задохнулся, когда что-то отвратительно скользкое коснулось шеи. Затуманенным глазам почудилось, будто лица с портрета смотрят сочувственно. Сбросив, наконец, оцепенение, он резко обернулся.
– Что Вы себе позволяете?
Ичимару – он стоял у она и поливал тот самый колючий цветок – ответил ему недоуменным взглядом.
– О чем Вы, господин Кира?
Изуру захлопал глазами, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Ощущение было таким реальным – но этот человек, спокойно занимающийся своими делами, точно был ни при чем.
– Простите, – пробормотал он, переводя дыхание, – мне показалось. Наверно, я просто устал, пришлось ехать целый день...
– Тогда Вам стоит отдохнуть, – ничуть не обиженный Ичимару улыбнулся. – Приляжете? – он указал на постель.
Изуру взглянул в окно, где догорало и таяло солнце.
– Закат – худшее время для сна, еще моя бабушка так говорила. Лучше прогуляюсь немного, на свежем воздухе мне станет лучше.
– Как пожелаете. Воздух здесь действительно свежий, не то что в городах. Только вот на дружелюбие здешних жителей рассчитывать не советую. Они всегда питали к дому и его хозяевам необъяснимую неприязнь.
– Я уже заметил, – Изуру вспомнил первую встречу с сельчанами.
– Темный народ! – Ичимару умудрился нахмуриться, не теряя вечной улыбки, что выглядело жутковато. – Сейчас-то они мирные, только ругаются. А вот двести лет назад Вашего предка, построившего этот дом, убили, обвинив в колдовстве.
Изуру неуютно поежился. Одно дело слушать в детстве страшные сказки и совсем другое – в них окунуться.
– Но почему так, господин Ичимару? Разве был повод?
– Конечно нет. Уверен, что они просто завидовали его богатству. А уж если человек живет скрытно, деревенским проще было поверить в нечистую силу, чем в то, что он лишь усердно работает... и не пьет, в отличие от других. Представьте, они выдумали, будто старый Кира призвал себе на помощь какого-то жуткого демона и приносил людей ему в жертву. Сейчас бы над таким просто посмеялись, а тогда... они собрались толпой – боялись поодиночке-то! – и утопили его в реке. Страшное дело!
– Да уж, – Изуру вздохнул, но попытался разрядить чересчур уж мрачную обстановку. – Надеюсь, меня не примут за очередного колдуна? Это уж точно не по моей части.
Ичимару покачал головой.
– Я буду Вас ждать.
С одной стороны Изуру обрадовало то, что не придется возвращаться в пустой дом. Но с другой...
– А разве Вам самому домой не нужно? К себе, я имею в виду.
Ичимару Гин только улыбнулся, неслышно отступил во тьму коридора и не ответил ничего.
* * *
Похоже, ходить по вечерам здесь не любили. За пятнадцать минут прогулки Изуру встретил только одну женщину, поспешившую пройти мимо. Под ноги метнулся тощий кот, пронзительно мяукнул и бросился прочь.
Изуру с тоской огляделся по сторонам. Странно, из окна деревня не казалась такой уж старой и мрачной – должно быть, золотисто-оранжевый свет заходящего солнца делал всю картину веселей. Бесцельно пройдя еще метров двести, он собирался повернуть назад, как вдруг услышал:
– Парень! Эй, парень!
Сумерки все сгущались, и обладателя смутно знакомого скрипучего голоса Изуру заметил по сигаретному огоньку и струйке дыма. Подойдя ближе, он ощутил резкий запах табака и дешевого виски.
– Да?
Это был тот самый старик, днем указавший ему дорогу к дому. Он присел на рассохшуюся скамейку и неприязненно оглядел подошедшего.
– Не уехал, стало быть? Говорил же тебе...
– Прошу прощения, – хоть собеседник явно лез не в свое дело, Изуру старался быть вежливым. – Я получил этот дом в наследство и не уеду, пока не решу все дела.
Старик всмотрелся внимательней, щуря слезящиеся глаза. Потом протянул фляжку.
– Пить будешь?
– Нет, спасибо.
Проворчав «Ишь, воспитанный какой», старик надолго приложился к горлышку.
– А я выпью. В этом чертовом месте без выпивки совсем рехнешься.
Изуру едва сдержал саркастическое хмыканье. Должно быть, как раз от алкоголя здесь с ума и сходят. Он хотел попрощаться и уйти, но старик не унимался.
– Бросай ты это, парень, пока цел. И дом этот проклятый не вздумай чинить, пусть гниет, туда ему и дорога.
Изуру уставился на него с недоумением. «Чинить»? «Гниет»? Дом в отличном состоянии, и кому, как ни местным, это знать? Должно быть, старик в маразме, что неудивительно.
– Даже огонь его, гнездо змеиное, не взял, – пробормотал тот себе под нос, и Изуру невольно вздрогнул.
– О чем Вы говорите? Там был пожар? – невозможно, следы бы непременно остались, вряд ли сын управляющего даже в память о предках стал бы ремонтировать целый дом. Старик раскурил новую сигарету и закашлялся.
– Два пожара, два! Первый устроил еще тот парнишка, который потом сбежал в матросы. Поджег все аккурат после того, как брат его старший повесился. Вся семейка больная, прости Господи. А дом, – старик выдержал значительную паузу, – совсем немного обгорел. Будто хранила его какая-то дьявольская сила.
С последним Изуру мог бы поспорить, но молчал, не перебивая.
– Второй пожар... – тон говорящего резко помрачнел. – Видел моего сына? Того мужика с большим ожогом, который тебя еще по матушке послал? А тогда он совсем пацаном еще был, и многие хотели сжечь чертов дом дотла, но даже близко подойти боялись. А сын не испугался. Утащил у меня канистру бензина, облил все внутри, а потом вышел в сад и бросил в окно горящую тряпку. А потом, – голос дрогнул, – он бежал вон из сада, бежал, но оказывался все ближе и ближе к дому, а там все уже разгорелось, а его тянуло еще ближе... так он мне рассказывал. Когда говорить смог. Еле спасли его в больнице, до сих пор вон какой калечный. Так что это, если не дьявольщина? Тогда дом тоже выстоял, хоть и получил свое, аж крыша провалилась! Но больше подойти к нему люди не решались, надеялись, сам сгниет без хозяев-то. А тут ты... ууу, проклятье!
Изуру глянул вниз – туда, где в конце дороги ждало у леса его наследство. Крепкая двускатная крыша надежно прикрывала столь же основательный дом, сад пышно цвел и шелестел листвой. Изуру глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки – в конце концов, он привык верить своим глазам, а не россказням старых пьянчуг.
– Мне пора.
– Не веришь, глупый мальчишка? Смотри, как бы поздно не стало! Это началось, когда еще прадед мой был жив, а проклятый колдун, старый Кира, решил здесь поселиться. Ох и много пропало людей, пока он строил свой дом! Очень много! И даже когда колдуна казнили, зло, что он вызвал, осталось. Оно в доме!
Процедив сквозь зубы «До свидания», Изуру спешно пошел прочь. Не стоило болтать со стариком, послушаешь – мороз по коже, хоть это все и глупые сказки. Он нашел взглядом окно своей теперешней комнаты, признавая забавный колючий цветок.
За стеклом мелькнула перекошенная белая тень.
Изуру аж запнулся, и сердце вмиг заколотилось, но он быстро обругал себя за излишнюю впечатлительность. Это же господин Ичимару! Он обещал его подождать.
... допив последний глоток виски, старик встряхнул фляжку и разочарованно крякнул. Угрюмым взглядом проводил городского мальчика, так спешившего к проклятому дому.
Тот встречал его колючим приветствием переломанных и высохших деревьев в саду, чернотой обугленных стен, голодным зевом окон, чьи стекла полопались от жара еще тридцать лет назад. Луна сменила на небе солнце и светила теперь в большой пролом на крыше, куда ни одна живая душа не решилась бы заглянуть.
* * *
Изуру не спалось. Проворочавшись с полчаса, он решил почитать хотя бы книгу, благо в комнате их было предостаточно. Увы, большинство из них оказалось медицинскими справочниками или учебниками по биологии и химии. Подшивка журналов тридцатилетней давности — тоже медицинских. Потрепанные романы на немецком и французском – Изуру с сожалением признал, что покойный хозяин дома владел языками лучше него. От скуки он заглянул даже в ящик письменного стола и полистал тетради, заполненные убористым каллиграфическим почерком. Из последней, самой толстой, выпал листочек. Изуру поднес его к свету старинной масляной лампы – где такие могли сохраниться, как не здесь?
Рисовал, несомненно, ребенок – только от детских рисунков на тему «моя семья» обычно не веет такой жутью. Темные фигуры мужчины и женщины – родители, которых мальчик плохо запомнил. Старший брат – болезненно худой, изможденный. Сам маленький художник, спрятавшийся под схематически нарисованным столом...
И над всеми – заштрихованная черной ручкой темнота, а в ней от края до края листочка растянулась хищная улыбка и злобно сощурились узкие глаза. Люди были подавлены, страшное лицо торжествовало, и даже простенький детский рисунок сумел это передать.
Изуру, нахмурившись, спрятал картинку между страниц тетради. Быстрый укол страха ему не понравился. Как же так, Ичимару Гин был так добр и обходителен, а он наслушался пьяных россказней и теперь вздрагивает от каких-то старых картинок? Мало ли, почему ребенок нарисовал такое и чего он боялся? В конце концов, все дети – фантазеры.
«Это было много лет назад, откуда мальчик знал его? Стоит ли об этом подумать?»
Он машинально листал тетрадь дальше, рассеянно скользя взглядом по страницам. Химические определения, какие-то формулы... так скучно, что и правда захотелось спать. Но одна запись вдруг привлекла его внимание. Те же чернила, тот же почерк, только сильней нажим пера и строки то и дело обрываются.
«Я больше не могу».
– Что? – в абсолютной тишине ночи голос Изуру прозвучал слишком громко.
«Отвратительно».
Он начал читать с самого начала.
«Я был проклят с того дня, как впервые заговорил с Ним. Нельзя было соглашаться на Его помощь.
Как же я глуп!
Вся семья проклята. А эти сказки крестьян о нашем прапрадедушке и колдовстве, глупые страшные сказки...
Правда. Правда. Правда.
Он тоже был глуп и тщеславен, вызвал Того, с Кем справиться не смог.
И я не могу больше.
Платить надо собой.
То, что Он делает со мной, отвратительно, гадко, больно. Но хуже другое.
Иногда мне нр»
Далее строка была густо вымарана. Еще несколько расплылись – от слез?
«... брат рисовал Его, когда был маленьким, дети многое замечают там, где взрослые уже слепы и глухи. Хотел бы и я...
Пришлось отобрать и сжечь его рисунки, заставить учиться как можно больше, чтобы времени ни на что не оставалось. Бедный, он так ненавидел меня тогда... А я просто хотел уберечь брата, хотел, чтоб он вырос и забыл все, будто глупые детские страхи. Меня-то уже не спасти.
Один рисунок сжечь не смог, как ни пытался. Наверно, портрет Его забавляет, недаром Он снова смеется».
Снова пара расплывшихся строк. Текст, идущий далее, едва получилось разобрать.
«Когда мне нравится самому – это непереносимо.
.
.
.
Прости».
Записка все-таки была, но никто не додумался искать среди сотен лекций и лабораторных работ. Лампа мигнула, и свет потускнел. Изуру раз за разом перечитывал последнее слово. Сколько боли, сколько стыда и страха! И у кого же бедняга просил прощения? У брата – или...
Когда тонкий палец прижал страницу и постучал по ней ногтем, Изуру не сразу понял, что же не так. Будто дурной сон – только вот сны такие ему еще не снились. Не далее как сегодня эти пальцы подавали ему чашку с чаем...
… и тогда они были нормальной длины. Сейчас Изуру не видел ни Ичимару Гина, ни даже протянутой руки – только бесконечно длинный белый палец.
«Не оборачиваться!»
– Он был такой смешной, – мечтательно прошептали сзади. – Переживал все время, мучился совестью и оттого становился еще вкусней. Самый сладкий в вашем семействе. А Вы будете... ты будешь таким, Кира Изуру?
Тот смотрел в окно, до боли сжав зубы и стараясь даже дрожью не реагировать на прикосновения. Все новые и новые пальцы трогали его, легонько царапали и лезли за воротник небрежно расстегнутой рубашки. За окном в неверном лунном свете лежала затаившаяся на ночь деревня – а на подоконнике пылился старый цветочный горшок. Высохшая напрочь земля, немного трухи – вот и все.
– Люди слабы, даже лучшие из них, – теперь голос шептал в самое ухо, но ни тепла, ни дыхания не ощущалось. – И старый Кира в свое время сломался. О, поверь мне, он с удовольствием проводил все ритуалы, заманивал доверчивых крестьян и собственноручно резал их потом на алтаре, который устроил в подвале. Ты еще не знаешь про подвалы, правда? Там, внизу, много интересного. Ну а старик... он жил бы вечно, если б расплачиваться можно было только жизнями других. А что мне эти безымянные людишки? Он призвал меня в семью, сделал частью семьи, так что и жертв я хотел более личных.
– Жертв? Он должен был убивать своих родных? – стоять, как статуя, и наивно мечтать поскорее проснуться Изуру устал. Вдохнув поглубже, он повернулся навстречу своему ночному кошмару. Ичимару Гин встретил его улыбкой, похожей на глубокую трещину, и глаза его чуть приоткрылись, отражая лунный свет.
– Убивать? Ну что ты! – он всплеснул руками, пальцы которых становились то длинней, то короче, изгибаясь самым противоестественным образом. Изуру затрясло, но он упорно не подавал виду. – Я не желал смерти никому из семьи. Они делали это сами.
«Дышать. Дышать».
– Однажды старик самонадеянно решил, что справится без моей помощи. И вот что случилось – утоплен в грязной реке толпой крестьян, которых он считал не более, чем овцами. Поучительно, правда? А знаешь, что с ним стало потом? – нечеловечески быстрым движением Ичимару подался вперед и рассмеялся в самое лицо. – Я его съел.
Изуру невольно дернулся, отступая, и повалился спиной на письменный стол. Гин ловко выхватил тетрадь с рисунком и, не сходя с места, дотянулся до книжного шкафа на другом конце комнаты.
– Они мне дороги, как память, – объяснил с глумливой ухмылкой, пряча тетрадь за рядом книг.
Лежа на столе, с нависшим сверху улыбчивым демоном, Изуру чувствовал себя беспомощным, как никогда. И только гордость не позволяла умолять о пощаде или звать на помощь.
Да и кто сюда придет?
– Послушайте... господин Ичимару, – поспешно выдавил он, глядя в жуткое лицо, которое то расплывалось изменчиво, то вновь складывалось в знакомый прищур и улыбку. – Те люди заключали с Вами сделку, так? Потому они и должны были заплатить. Но мне-то от Вас ничего не нужно, я откажусь от наследства и уеду отсюда...
– Наивный мальчик, – Ичимару перебил его и склонился ниже. – Иногда это и правда были сделки. А иногда – человек мне просто нравился. Как ты.
Длинный и такой же бледный язык прошелся вдоль шеи, будто пробуя, и толкнулся в ухо. Изуру сразу узнал то липкое ощущение, которое днем списал на галлюцинацию, и когда один из вездесущих пальцев скользнул в рот, укусил от всей души. Ичимару, искренне веселясь, помахал рукой, демонстрируя, как исчезают следы зубов.
– Смелый!.. Может быть, продержишься подольше.
Он играючи разорвал рубашку. Заострившимися ногтями расчертил кожу – один раз, второй, третий, рисуя болью причудливый узор. Изуру отчаянно закусил губу.
«Ни за что не закричу».
Боль была терпима. Когда же Ичимару широко открыл рот, буквально зализывая раны, стало гораздо хуже. Жгло так, будто на кожу плеснули спиртом, и голову кружило все сильней. Мокрое скольжение языка было отвратительным, но оно повторялось вновь и вновь, пока тело, бьющееся, словно в лихорадке, не прошило горячей искрой.
«Когда мне нравится – это непереносимо» – писал бывший владелец этой комнаты. Отчаявшийся до смерти.
Громкий скрежет разорвал тишину ночи. Он донесся снаружи, и Изуру, посмотрев в окно, разглядел, как медленно затворяется калитка. Ветер, должно быть. А что так скрипит, немудрено, она уж тридцать лет тут ржавеет.
И только в этот миг Изуру понял, что в комнате он вновь один. Всхлипнув, он сполз на пол, пытаясь унять дрожь и понимая, что никаким кошмарным сном это объяснить не сможет. Только не рваную рубашку с пятнами крови. Только не пропитавший его насквозь запах земли и трав. Рот наполнился горечью, и Изуру с опаской сплюнул, почти уверенный, что увидит красное.
Ничего.
«Позвольте предложить Вам чаю», – сказал тогда Ичимару Гин. Сама любезность.
Крови не оказалось и на груди – там, под самой кожей, горел и змеился темный узор.
– Нет!..
Снаружи завывал ветер, но в доме стояла тишина. От нового звука екнуло сердце.
«Скрип».
Это наверху.
«Скрип-скрип».
Это на чердаке.
Идти наверх было, несомненно, глупо. Но от мысли о том, чтобы спуститься вниз – а как иначе сбежать отсюда? – предательски слабели колени.
«Ты знаешь о подвалах?»
Плутая впотьмах, Изуру пожалел о забытом в сумке электрическом фонарике – единственном, что осталось от той, нормальной жизни. Но было поздно, и дверь чердака приветливо отворилась, пропуская внутрь.
Темно здесь не было. Сквозь большой пролом в крыше светила луна, и даже в ее бледном сиянии видны были обугленные стены.
«Скрип!»
– Посмотри наверх, – шепнула луна голосом Ичимару Гина, а потом и он сам радостно и безумно улыбнулся из темного угла.
Прямо над Изуру нависала широкая закопченая балка.
– Вот здесь он и висел, хороший мой, – закивал Ичимару. – Говорил – ему стыдно. Говорил – это страшное зло.
– Ты и его съел? – будто заражаясь безумием, спросил Изуру у демона.
– Всенепременно! Они же мои... вот уж двести лет вся семья Кира – моя.
– А это? – быстрый взгляд на расписавший грудь дьявольский узор. – Тоже было у всех?
Ичимару неожиданно подмигнул.
– Это для самых лучших. О, ты многое еще узнаешь! Научишься делиться своей жизнью и получать мою. И, быть может, научишься радоваться.
– А если я не хочу?
Луна текла с неба. Ичимару Гин смеялся в темноте.
– Боюсь, тогда у тебя только один выход, И-зу-ру. Посмотри – даже место готово. Я, конечно, огорчусь... но верю, что ты будешь очень вкусным.
Изуру долго смотрел на протертую по центру балку, чувствуя, как ложится в руку собственный ремень. Слушал смех жуткого, навечно связанного с ним сверхъестественного существа – и никогда еще жизнь не казалась ему столь желанной. Не медля больше ни секунды, он бросил ремень к ногам Ичимару.
– Даже не надейся. Я буду жить.
– Очень-очень долго, – эхом ответил тот. И расхохотался.
Из темноты к Изуру потянулась лунно-белая рука.
Он не пошевелился.
@темы: Ичимару Гин, Фестовое, Bleach © Kubo Tite, Кира Изуру, Любимые мальчики, Гин & Изуру, Фанфики, Bleach