Дух противоречия
"Кукла" понравилась безумно! 
04.08.2013 в 08:17
Пишет fandom Bleach 2013:fandom Bleach 2013. Level 2 (от G до PG-13): Мини. Часть 8, джен (блок 1)
1. Название: Кукла
Автор: fandom Bleach 2013
Бета: fandom Bleach 2013
Размер: мини, 3 987 слов
Пейринг/Персонажи: Саругаки Хиёри, Урахара Киске, Ичимару Гин
Категория: джен
Жанр: психодел, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: кто-то встречается лицом к лицу со своим страхом, кто-то живет в кромешном ужасе, а минус на минус иногда дает плюс
Для голосования: #. fandom Bleach 2013 - работа "Кукла"
Читать дальше
— Ну ты, утырок в шляпе! Где тебя носит! — голос Хиёри катился по коридору, разбиваясь брызгами об углы. Урахара где-то потерялся. В его "жалком домишке скромного торговца" можно было надежно спрятать целую армию, и это даже если не задействовать подвал. Так что Хиёри пинками распахивала двери, мельком заглядывала в комнаты и неслась мимо, гадая, в каком тридцать восьмом измерении притаился ее бывший капитан и сколько еще его придется разыскивать.
В очередной комнате Урахары тоже не было, только сидело нечто, похожее на куклу в человеческий рост. Хиёри мазнула взглядом по мертвенно-неподвижной сгорбленной фигуре в лохмотьях когда-то белых одежд — гигай, что ли, брошен впопыхах? — и помчалась дальше.
Через несколько шагов остановилась. Гигай? Что-то было не то в мельком увиденном силуэте. Что-то...
Мерзко заныл шрам, опоясавший тело. Унохана старалась, Хачи старался, и все-таки рана то и дело напоминала о себе. Шутка ли — пополам разрезали. Вот и болело теперь — погано болело, изнутри наружу, как будто ничего там на самом деле не зажило. И так всякий раз, когда Хиёри намеревалась сделать глупость: вроде той, когда кинулась на Айзена, в бешенстве ничего вокруг не замечая. Злобная получилась интуиция — не говорила внутренним голосом, а просто за кишки дергала: мол, не лезь, дура, не лезь туда, опять огребешь.
Вот и сейчас: не лезь в чужие секреты, какое тебе дело, что там Урахара мудрит, может, у него это взрывающийся гигай, или арранкар подопытный, или другая дрянь...Ты искала его — ищи дальше. Когда найдешь, спросишь про странную фигуру. Если не забудешь.
Хиёри закусила губу, обеими руками прижала пульсирующий шрам, стараясь унять боль. И пошла назад — мелкими шажками, неся себя, как плохо склеенную вазу, дыша неглубоко. Босые пятки липли к доскам пола, будто клеем смазанные.
Перед глазами взрывались мелкие радуги, когда она добрела до нужной двери.
Створка отъехала в сторону — показалось, что неохотно. Фигура посреди комнаты никуда не делась, так и горбилась неподвижно, вполоборота ко входу. Хиёри все не могла поймать целую картинку: глаз выхватывал то полуоторванный рукав в бурых пятнах, то костлявую кисть, покойно — или безвольно — лежащую на колене, то сосулькой висящую надо лбом серую прядь... Словно в фильме ужасов, образ ускользал, не давался, а в груди становилось все холоднее от нарастающего страха. Что же это? Кто это?
Хиёри шагнула в комнату. Шрам уже даже не болел — казалось, время для тела откатилось назад, и там вновь оказалась открытая, сквозная рана, из которой вытекает кровь вместе с жизнью. Тогда Хиёри не успела испугаться. Сейчас было невыносимо жутко.
Очередной взгляд упал на лицо сидящего: полуприкрытые веки, бирюзовый отсвет из-под ресниц, улыбка немыслимой ширины.
А ведь Хиёри знала, кто это, еще когда только заглянула в комнату. Просто сознание, напуганное слишком близко прошедшей смертью, отказывалось воспринимать информацию.
— Вот и повстречались, — сказала она без голоса. Занпакто уже был в руке, внутренний Пустой просился на волю. Враг сидит, будто дремлет — вот и хорошо, и ничего нет дурного в том, чтобы его, именно его, ударить в спину. Сейчас можно отомстить за радуги перед глазами, за кошмары, в которых две половинки тела бродят сами по себе...
— Хиёри-са-ан! — долетело с дальнего конца коридора. Хиёри даже не вздрогнула. Острие меча смотрело на Ичимару. Вдох-выдох-вдох. На выдохе нужно бить.
— Хиёри-сан! — грянуло совсем рядом. Урахара быстро бегает, когда захочет.
Хиёри торопливо, резко опустила меч — под острым углом на шею Ичимару, не давая парировать, надежно... То есть попыталась опустить. Пальцы Урахары сжали запястье так, что разом онемела вся кисть.
— Не смей, — зарычала Хиёри сквозь зубы, — не смей мне мешать! — конечно, момент был упущен. Сейчас Ичимару выйдет из своей странной медитации — а может, он просто знал, что Урахара успевает, и даже дергаться не стал, такая тварь...
— Хиёри-сан... — повторил Урахара очень тихо, странным таким голосом: то ли растерянным, то ли виноватым.
А Ичимару поднял голову.
Сначала Хиёри даже не поняла: подергивание, захватившее голову, шею, плечи, это — что? Похоже было на старый механизм с ржавыми подшипниками, на неисправную куклу. Такая сидела в витрине игрушечного магазина лет сорок назад: сначала крутила головой весело, кивала и оглядывалась, а потом в шее у нее стало что-то заедать, и оборачивалась она рывками, мучительно некрасиво и даже пугающе. Вот так же двигался сейчас Ичимару.
А улыбка у него оказалась страшно перекошенная, с одной стороны — углом рта кверху, с другой — книзу, и только один глаз прищурен, а второй широко распахнут. И в нем, пронзительно-голубом этом глазу, не было ни капли осмысленности.
Пустая оболочка с видимостью жизни. Скверно анимированный труп.
Хиёри выронила занпакто.
Клинок упал на пол с обиженным лязгом, и звук этот словно что-то пробудил в черепной коробке сидящего существа. Улыбка пошла волной, щеку передернуло длинной судорогой, открытый глаз часто заморгал, и на мгновение Хиёри померещилось, что сознание в этом взгляде все-таки есть. А потом Ичимару свесил голову и снова застыл в той позе, в которой сидел изначально.
— Твою мать, — едва шевеля губами, выдохнула Хиёри. — Твою. Долбаную. Мать.
Потом она пила чай в одной из жилых комнат — обжигаясь, залпом; она терпеть не могла горьковатый зеленый чай, которым угощал Урахара, но сейчас пила именно ради горечи. Это хоть немного прочищало мозги, позволяло не вспоминать увиденное.
Урахара сидел молча, то и дело подливая чаю в подставленную чашку, и по выражению его лица Хиёри ничего не могла прочесть. Нет, это и раньше плохо получалось, но сейчас как-то вообще... как будто Урахара думал двадцать мыслей сразу, но ни одну из них не хотел доверить миру.
После пятой или шестой чашки, когда зеленая жижа плескалась уже где-то у самого горла, Хиёри спросила:
— Что это такое?
— Чай, Хиёри-сан!
— Не придуривайся, утырок. Кто это был? Или что?
Урахара зачем-то приподнял чайник, покачал в руке, опустил назад на подставку.
— Полагаю, все-таки Ичимару Гин, — сказал задумчиво. — Или, по крайней мере, то, что от него осталось.
Живот снова свело болезненным спазмом. Хиёри невнятно выругалась, изо всех сил напрягла пресс и врезала по нему кулаком. Иногда помогало.
Не теперь.
Урахара терпеливо ждал, пока пройдет приступ. Не пытался помочь — слишком, наверное, хорошо знал, с кем имеет дело. А Хиёри и сама себе не могла бы объяснить, почему вместо благодарности она непременно съездит непрошеному спасителю по морде... Как бы то ни было, границы установились уже очень давно, и повода нарушать их сейчас не находилось.
— Чем его так расплющило? — просипела Хиёри, изо всех сил пытаясь игнорировать тупую ржавую ножовку, застрявшую под ребрами. — И вообще, ты же сказал, что его убили!
— Маленько ошибся, Хиёри-сан! Тут, ты же видишь, немудрено было ошибиться... — веселый тон Урахары совсем не вязался с понуро опущенными плечами. — Смотрю, понимаешь ли, лежит... примерно так пополам разрубленный, рука поодаль валяется. Ну я и подумал — вот сейчас Каракуру на место вернут, чинить станут, а тут это. Умы только смущать. И забрал. А он...
— А он — что?! Не тяни ты! Щас чайник на голову надену!
Урахара покивал: мол, конечно-конечно, наденешь. Непременно.
— А он стал трансформироваться. Ты не обратила внимания, Хиёри-сан? У него нет реяцу. Совершенно нет, ни капли.
Хиёри хмуро уставилась в пустую чашку. Она думала, что Ичимару просто мастерски скрывает реяцу, а тут вон что. Потому-то сначала она и решила, что там пустой гигай... Но это если Урахара не врет, конечно.
— Все, что было, — продолжал тот, — выплеснулось одним импульсом. Я думал, это что-то вроде последней судороги. Но нет. Он каким-то образом сформировал себе тело. Материальный носитель. Сказал бы я, что гигай, только это не гигай. Это вроде панциря или скафандра из реяцу. Из того, что было реяцу, а стало — не имею понятия, чем.
— Ха, — мрачно отозвалась Хиёри.
Неудивительно, что Урахара такой унылый. Полгода у него на руках незнамо что, в которое на глазах превратился умирающий шинигами, и полгода Урахара не может решить задачку — что ж это за хрень такая.
— А он все время... — Хиёри помахала ладонью у виска, — ну, такой?
— Сначала не было и этого. Лежал с открытыми глазами, и все. Главное, — тут Урахара с заметной досадой развел руками, — реяцу не слышно, даже на детекторе, Сон и Звено снесло напрочь — но в Пустого не превращается! И вообще: он материален, его могут видеть люди. Хотя то, из чего он сейчас состоит, материей Мира Живых не является.
Что-то в их разговоре беспокоило Хиёри: зудело, как поджившая ранка под свежей корочкой, надоедало и отвлекало... о, зато перестал болеть шрам. Вот радость-то.
— Небось, кусочки от него отпиливал на анализ?
— Волосы, ногти, — сознался Урахара, — анализ того, что ему заменяет кровь. Палец думал отрезать — все равно же новый вырастет...
— Как новый?!
— Так — новый. У него выросла рука. За месяц где-то. И рукав вырос... он сейчас заживает. Видела, он надорван? Так раньше его совсем не было, а потом начал появляться: волокнами, кусками. Его одежда — одно целое с этим телом-скафандром. Мыть все вместе приходится, снять нельзя.
— А если... — и тут Хиёри осеклась, прикусила губу: поняла, что происходит.
Она трепалась с Урахарой, как будто он капитан, а она лейтенант двенадцатого, и перед ними во весь рост стоит интересная проблема.
Она так никогда не разговаривала ни с мамой Кирио, ни с самим Урахарой, пока они жили в Обществе Душ. Никогда.
— Хиёри-сан?..
— Козел ты, — сказала она и отвернулась, вздергивая подбородок, чтобы не всхлипнуть. Нежданные злые слезы подступали к глазам. Почему — теперь? Почему — с ним? И почему из-за этого треклятого недобитка?!
— Ты его что — в стиральной машинке... моешь? — все, что угодно, любую чушь она готова была нести, лишь бы не шмыгнуть носом.
Урахара встал с чайником в руке.
— Вода закончилась, Хиёри-сан. Налью еще.
Чуткая сволочь. Всегда таким был.
На пороге Урахара обернулся:
— Не в стиральной машинке, разумеется. Он же дышит. — И ушел.
Ах, он еще и дышит! Хиёри хватила кулаком по татами. Плотная, простеганная солома полопалась, колкие стебельки встали дыбом. Как шерсть. Будь у Хиёри шерсть, тоже бы вздыбилась.
Дышит он, значит. Вот это существо, сломанная кукла со внешностью Ичимару Гина, которое отращивает себе недостающие конечности, молчит и пырится бессмысленным взглядом. Существо, стоившее Хиёри приступа такого кромешного ужаса, такого желания убить, не считаясь ни с чем... Безмозглое, псевдоживое, без реяцу. Пустой кокон. Сброшенная змеиная шкура. И дышит.
Она-то думала, что Айзен его прирезал. А вот не добил, выходит. И можно было бы выместить на нем всю боль и весь страх, отдать должок. Можно, да нельзя. Он, такой, не почувствует и не поймет. И в чем тогда смысл?
Это бесило просто невероятно. Такой злой Хиёри не помнила себя, даже когда Шинджи сказал, что возвращается в Общество Душ. Хотя не убила она его, предателя, разве чудом.
Она на всякий случай еще раз треснула по татами. Ушибла кулак: видимо, била неискренне.
Легче не стало.
— А кроме того, Хиёри-сан, — Урахара словно бы продолжал начатую пять минут назад фразу, — неправильно было бы человека, перед которым ты в какой-то мере в долгу, стирать в машинке, правда?
Он как ни в чем не бывало уселся на прежнее место и принялся разливать по чашкам чай.
— В долгу? Перед Ичимару? Охренел?! Это в каком еще долгу?
Урахара с силой потер переносицу.
— Видишь, какое дело, Хиёри-сан. Если я все верно понял... Ичимару ухитрился сделать то, что не удалось никому из нас: вышиб Айзена из состояния спокойствия и душевного равновесия. Без этого, боюсь, Хогёку не почуяло бы слабость обладателя. Тот, кто спокоен и уверен, силен всегда, даже если у него нет реяцу. Но Ичимару смог ударить Айзена по больному месту — не знаю уж, как, я этого не видел.
— Хочешь сказать...
— Без него, вполне возможно, мы так и не справились бы с Айзеном, — Урахара криво усмехнулся. — А может, и справились бы. Теперь-то никак не проверить.
Хиёри поежилась. Ичиго лишился силы после боя с Айзеном. Ичимару лишился не только силы, но и рассудка. А если Урахара прав, и это — цена победы? Такой странной, общей, даже не окончательной победы. Да уж, когда Хиёри сказали, что Айзен жив и заключен в тюрьму, она орала так — едва стекла не повылетали. Почему его не добили? Почему?!
Невозможно, сказал ей тогда Урахара. Хогёку не позволяет. Хогёку уже однажды воскресило его, воскресит и еще...
— Хочу еще раз на него посмотреть, — сказала Хиёри, вскакивая.
— Хиёри-сан? — Урахара смотрел непроницаемо, но она неплохо его знала. Вроде бы.
— Не буду я его мечом ковырять, твой... ценный образец, — бросила она сквозь зубы. Шагнула к двери, сразу наступила на встопорщившуюся, колкую солому там, где сама же повредила татами. Выругалась сквозь зубы.
— Слышь, утырок. А мы, когда превращались. Мы тоже были образцы, да?
— Нет, Хиёри-сан, — ответил он не сразу, но и не затягивая паузу. — С вами тогда все было по-другому.
Хиёри дернула плечом. Верить хотелось, конечно. Она смутно помнила тревожный и отчаянный взгляд Урахары — светлые глаза в траурной кайме недельного недосыпа — в минуты, когда кошмар холлоуфикации немного отступал... Но уж слишком давно они были знакомы. И что говорить: была, конечно, у Урахары совесть, да только включать и выключать ее он прекрасно умел по мере надобности. Взять вон того же Ичиго, мучающегося теперь слепотой и глухотой. "Естественным путем его сила восстановится лет через десять-пятнадцать", — сказал Урахара и запретил показываться мальчишке на глаза в гигаях. Незачем, мол, растравлять рану. Милосердие такое. Ха.
Она пошла по коридору торопливо, словно боясь передумать. Все ждала, что боль опять опоясает живот. Однако нет, ничего не болело, только пальцы холодели да где-то внутри скручивалась пружинка — напряженное ожидание неизвестно чего.
За прошедшее время Ичимару не изменил позы, не сдвинулся с места. Все так же сидел, горбясь, одна рука на колене, один глаз широко открыт и глядит в никуда.
Хиёри непроизвольно поежилась. Подошла поближе, присела на корточки прямо перед ним.
Страх уходил, вытекал из мыслей, как кровь из тела. Понятное не пугает. Хотя какое оно тут понятное: может, он вот так полгода сидел-сидел, а потом ка-ак прыгнет...
Почему-то в это не верилось.
Хиёри протянула руку, осторожно потрогала пальцем ошметки ткани там, где рукав был надорван и болтался, открывая чистое, без следов раны, плечо. Никакая это не ткань была — походило больше на пластик: монолитный, гладкий и очень тонкий. Ни переплетения нитей, ни шероховатости, свойственной любой тряпке, хоть самонаилучшему шелку.
Трогать за плечо не решилась, вместо этого медленно и опасливо взяла Ичимару за руку. Тот не шевелился, и хотя грудь его действительно едва заметно вздымалась от дыхания, а на запястье чувствовалось эхо пульса — живым все равно не выглядел. И кожа его тоже была не кожей, а тем же самым псевдопластиком. Или...
Кость. Это ощущалось как кость, только почему-то мягкая. Теплеющая под пальцами, неживая, но напоминающая о жизни.
Если, призвав маску, прикоснуться к ней — будет очень похоже.
Не веря себе, Хиёри принялась щупать кисть Ичимару обеими руками. Куда там бояться, когда такое!
Удостоверившись, что ей не мерещится, она выскочила в коридор.
— Эй, утырок!
Ответа не было. Кричать, что ли, надо громче? Хиёри набрала полную грудь воздуха и заорала:
— Киске! Ки-и-иске-е-е!
И только когда Урахара буквально материализовался из воздуха у нее за плечом с почти испуганным: "Хиёри-сан?!", она осознала, что это ведь первый раз, когда она обратилась к нему по имени. За сотню-то с лишним лет знакомства.
— Он костяной, — выпалила она, — он как маска Пустого!
Урахара растерянно сморгнул.
— Ты не заметил, болван панамчатый? Иди, пощупай!
...— Я, Хиёри-сан, много чего в жизни делал, — сообщил Урахара через десять минут, действительно общупав безучастного Ичимару мало не целиком. — Но вот трогать Пустых за маску как-то не доводилось.
— Что, и нас тоже не лапал?
— Но, гм, Хиёри-сан! Вы когда в масках, вы обычно не склонны к контактам такого рода...
— На, сравни, — сказала она и резко выдохнула, призывая своего Пустого.
Это было не так-то просто — стоять спокойно, пока Урахара с отсутствующим видом водил ладонями по ее маске. Действительно, попытайся он такое сделать по собственной инициативе — случились бы жертвы и разрушения. Ощущение было... ну, почти как когда за грудь трогают без предупреждения: чувствительно, неприятно и дразняще одновременно. "Пустая" часть сознания рвалась в бой, и Хиёри сдерживала ее железной ментальной хваткой. А потому не сразу заметила, что Ичимару-то ожил.
— Эй! — она отозвала маску и ногой отпихнула слишком близко стоявшего Урахару. — Смотри!
Фигуру Ичимару сотрясали вялые судороги, заторможенные какие-то. Он пытался выпрямиться и, кажется, поднять руку, но все тело перекашивало раз за разом, хаотически сжимались и разжимались пальцы, дергались лицевые мышцы. И тихий свист выдоха прерывался так, будто Ичимару хотел сказать что-то — и не мог.
— Рассеянный склероз, — одними губами сказал Урахара, не отрывая пристального взгляда от корчащейся фигуры. — Рассогласование команд мозга и нервных импульсов. У шинигами не бывает...
— Почему? — в тон ему, почти беззвучно, уточнила Хиёри, на всякий случай отступая на полшага.
— У шинигами не может быть конфликта мысли с телом. Ни у каких духовных существ.
— Но он сейчас материальный.
Урахара рассеянно кивнул, явно думая не о том.
— Кокон Айзена, — сказал он.
— Чего?
Тем временем жизнь снова, казалось, покинула тело Ичимару, оставив его в жуткой перекошенной позе, с сильным креном в сторону. Хиёри недовольно цыкнула зубом: ее отчего-то раздражало зрелище. Она подошла и усадила Ичимару прямее — по крайней мере, попыталась, очень уж он был тяжелый.
— А он ест что-нибудь?
— Нет.
— А внутривенно ты его...
— Тоже нет.
— Почему?
— Да я не морю его голодом, Хиёри-сан, как ты могла подумать! — Урахара огорченно всплеснул руками. Хиёри видела, что мысленно он не здесь — не в разговоре с ней. Но отвечать ему это не мешало. И придуриваться тоже. — Пищу он даже не глотает, питательный раствор выступает на коже в том же объеме, который введен. Ни еды, ни воды ему не нужно.
Хиёри почесала кончик носа, припоминая.
— Душам без реяцу в Руконгае нужна вода.
Урахара кивнул:
— Кокон. Все больше убеждаюсь. — Он вдруг азартно усмехнулся: — Должен поблагодарить, Хиёри-сан, я не догадался бы о материале его тела, если б не твое замечание и любезное разрешение...
Тапок на Хиёри не было, поэтому она просто подпрыгнула, метя пяткой ему в голову.
Шинджи позволил бы себя ударить.
Урахара увернулся легко, как дышал, и даже сам, кажется, не заметил, что уворачивается.
Хиёри собиралась было треснуть его еще раз, но тут сообразила, что он, собственно, сказал.
— Постой! Что за кокон? Он что... это вот... из этой штуки что-нибудь должно вылупиться? Как? Когда?!
— Не имею понятия, Хиёри-сан! — Урахара картинно развел руками. — Может статься, что и ничего не вылупится. Не всякий кокон успешно превращается в бабочку, для этого условия нужны... а какие вот конкретно ему нужны условия — это я даже гадать не берусь.
— И что, — подозрительно сощурилась Хиёри, — ты не вывернешься из шкуры, чтобы его, ну, вылупить? Такому эксперименту позволишь провалиться?
Дурашливость Урахары сменялась серьезностью почти пугающе быстро.
— Это не мой эксперимент, — сказал он, хмурясь, — я даже не уверен, что это вообще эксперимент. Айзен считал, что Хогёку выполняет желания... может, у Ичимару желание жить оказалось настолько мощным, а Хогёку в этот момент — настолько близко, что получилась вот такая эрзац-жизнь. И прикладывать к этому руку мне не с руки, прости за каламбур. Это не то, к чему я хочу иметь хоть какое-то касательство.
— Но ты же держишь его здесь.
— Держу. И буду продолжать, пока проблема не разрешится в любую сторону. Умрет он окончательно — похороню, станет Пустым — упокою, превратится... во что-то еще — буду реагировать сообразно случаю. Но воздействовать на него не стану никак. Это, в конце концов, неэтично.
— Охренеть! — Хиёри чуть не подавилась. — Ты еще и такие слова знаешь?!
Урахара усмехнулся в ответ:
— Я знаю очень много разных слов. А еще я ненароком заметил, что Ичимару реагирует на выброс реяцу рядом с собой. Не исключено, что именно так он питается.
— Но ты все равно его не кормишь.
— Помилуй, Хиёри-сан. Я начал это подозревать только сегодня, когда ты сначала прыгнула на него с занпакто...
— Я не прыгала!
— ...а потом выпустила маску...
— Я не прыгала, утырок, слышишь!!!
— Слышу-слышу, — Урахара поморщился и потер ухо, в которое Хиёри проорала последнюю фразу. — Так что если хочешь, можем повторить эксперимент.
— А как же насчет этичности, благодарности и других слов?!
Что-то в глубине глаз Урахары шевельнулось такое, неприятное.
— Я их совершенно невовремя забыл, Хиёри-сан.
Хиёри моргнула, не находясь с ответом. Похоже, сотни лет знакомства все-таки недостаточно, чтобы хорошо знать Урахару. Как он умудряется оберегать и защищать, сопереживать и заботиться — и одновременно быть абсолютно безжалостным к тем же самым людям, которых оберегает и о которых заботится?!
— А если его кормить — он вылупится?
— Возможно.
— Что значит "возможно"?! Говори толком!
— Возможно, вылупится. Но не факт. И совсем не факт, что это будет он... тот, кого мы видели раньше.
Хиёри посмотрела на неподвижного Ичимару. Сглотнула — слюна показалась нестерпимо кислой.
На секунду она представила, что скажет сейчас "не хочу". И уйдет. И будет знать, что где-то там, в переплетении коридоров и измерений магазина Урахары, сидит Ичимару, замурованный в мягкую костяную оболочку, и то ли слышит и понимает, что происходит вокруг, то ли нет; готовится к выходу из кокона — или медленно погибает в нем. И так еще полгода, или год, или десять лет, или...
— Делать-то что надо? — хрипло спросила она, давя крупную дрожь. — Опять маску выпустить?
Урахара покачал головой:
— Постоять наготове с мечом. На случай, если вдруг что.
Когда Хиёри обнажила клинок, Урахара просто отпустил реяцу.
А ведь глядя на него, никогда не скажешь, что от его силы трудно дышать, думала Хиёри, с усилием втягивая в легкие воздух. Стены еле слышно гудели, фигура Урахары оделась странным розоватым ореолом.
Минуту-другую ничего не происходило, а потом Хиёри заметила, что псевдокожа Ичимару чуть заметно светится. Все сильнее с каждой секундой.
Она перехватила занпакто покрепче, готовая бить на поражение. Однако свет неожиданно исчез, и тут же Урахара убрал реяцу — всю разом, как и не было.
— Он светился!
— Да, я видел.
— И что это значит?
Урахара пожал плечами:
— Определенно, на реяцу он реагирует. Но как именно — пока не могу сказать. Заходи через недельку, Хиёри-сан, повторим процесс. И кстати, а чем обязан сегодняшним-то визитом?
Вспомнив, что зашла всего только за новым аккумулятором к радару Пустых, Хиёри почувствовала, что краснеет. Нашла приключений на голову, и где!
— Аккумулятор? Конечно! Разумеется, есть. Нужно посмотреть на складе. Буквально десять минут, Хиёри-сан, пройди пока в чайную комнату, я принесу... — и Урахара, будто бы совершенно утратив интерес к Ичимару, вылетел в коридор.
Хиёри еще с минуту рассматривала существо, которое даже не знала, как правильно назвать. Повернулась, шагнула к выходу...
Шрам предупреждающе заныл.
Она обернулась рывком, хватаясь за меч, и встретила прямой, внимательный и — проклятье! — насмешливый взгляд из-под тяжелых век. Оба глаза выглядели нормально, да и улыбка перестала так уж сильно кривить.
— Мать твою, — выдохнула Хиёри.
Ичимару не шевелился, только смотрел.
— Ты... ты вообще кто? — сипло спросила Хиёри, перебирая пальцами рукоять занпакто, чтобы взяться ловчее.
Ресницы Ичимару дрогнули, но ответа не последовало.
— Ты говорить можешь?
Если глазами — одними глазами! — можно изъясняться понятно, то ответ был "нет" — по крайней мере, Хиёри решила так.
— Но слышишь и понимаешь?
"Да".
— Все... все время?
"Да".
— Все полгода?!
"...Да".
— Твою же мать...
Она хотела позвать Урахару, уже открыла рот... и захлопнула его.
— Много тебе нужно реяцу, чтобы... чтобы вылупиться?
"Не имею понятия".
— Ты, — почему-то враз пересохло горло, — ты меня помнишь?
"Да. Да".
Хиёри убрала руку с занпакто.
— Я тебя буду кормить, — сказала она мрачно. — А когда ты очухаешься, я набью тебе морду. Я тебя так отделаю, что отсидка в этой фиговине курортом покажется! Понял? Ты понял?!
На это она уже не получила ответа: голову Ичимару начала клониться вперед, и лицо вновь перекосилось в гримасе слюнявого идиота.
Нога за ногу бредя по коридору, Хиёри пыталась понять, с какой стати она пообещала вытащить Ичимару из заточения в псевдотеле. Пожалела, что ли? Этого? Да чего его жалеть?! Ведь он же, он...
...полгода не в состоянии ни слова сказать, ни даже позу сменить самостоятельно.
Хиёри не хотела представлять себя на его месте. Хватит с нее уже и так имеющихся кошмаров.
Урахара ждал ее с чаем и аккумулятором в коробке, кокетливо перевязанной ленточкой.
— Дизайн от Женской Ассоциации, что может поделать бедный торговец? Я только продаю, а не произвожу, — очень серьезно оправдывался он, играючи ускользая от пинков.
— Зайду через неделю, — пообещала Хиёри. — На эксперимент.
Урахара кивал, рассыпался в приглашениях заходить еще и уверениях в своей безграничной благодарности. От его болтовни мозги грозили вытечь через уши. И только уже запрыгнув на ближайшую крышу и проскакав пару кварталов, Хиёри сообразила вдруг простую, простейшую вещь.
Ну не мог Урахара за полгода не обнаружить, что Ичимару реагирует на реяцу. Никак не мог.
Стало быть, знал. И, стало быть, все подстроил. Зачем?!
Не хотел брать на себя ответственность за "вылупление" врага, считающегося мертвым?
Действительно считал неэтичным лезть в кашу, которую не сам заварил?
Или позаботился, в излюбленной своей безжалостной манере, о Хиёри? Ведь мысль об Ичимару и правда не вызывала больше содрогания, и паники, и боли в животе. Невозможно бояться того, кого жалеешь.
— А тебя, скотина ты полосатая, я еще отдельно прибью за все хорошее, — посулила она, обернувшись в сторону магазина и надеясь, что Урахаре сейчас душевно чихается.
Ничего, через неделю она ему обеспечит веселую жизнь. И еще через неделю. И так все время до прорыва кокона.
А потом — потом посмотрим.
2. Название: Подарок
Автор: fandom Bleach 2013
Бета: fandom Bleach 2013
Размер: мини, 2 013 слов
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи, Кучики Бьякуя, Кучики Хисана
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда делая счастливым другого, становишься счастливее сам
Для голосования: #. fandom Bleach 2013 - работа "Подарок"
читать дальше
Зараки чуть не споткнулся об нее, когда вышел на террасу. Девчонка возникла у него на пути вдруг, как будто из-под земли вылезла или из воздуха появилась. И теперь смотрела снизу вверх и не собиралась пропускать. Зараки сначала думал обойти, но не тут-то было.
— Капитан Зараки, доброе утро, — улыбнулась она. Ячиру высунула голову из-за его плеча — защекотала ухо волосами.
— Привет!
Зараки молча ждал, что будет дальше.
— Разрешите представиться. Я — Кучики Хисана, жена капитана Кучики Бьякуи, — проговорила девчонка и улыбнулась.
Зараки кивнул.
— Ну и?
— Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, выслушайте меня! Я не отниму у вас много времени.
Зараки скрестил руки на груди.
— До вечера не подождет?
Хисана помотала головой.
— Нет.
— Пошли, — он развернулся, раздвинул седзи и вошел в комнату. Хисана направилась за ним, Зараки слышал, как скрипят доски террасы, когда она делает шаг. Совсем ведь ничего не весит, а столько шума.
— Садись, — велел он, а сам уселся на циновки и подпер подбородок ладонью. Приготовился слушать.
— Начинай.
— Дело в том, что я умираю, — улыбаясь, сообщила Хисана. — Бьякуя-сама еще не знает, надеется, что я поправлюсь. Он тревожится, и, по-моему, даже слишком. Он очень любит меня.
Зараки нахмурился, но промолчал. Сделав паузу, Хисана продолжала.
— Он так обеспокоен, что не думает ни о чем другом, и мне очень хочется, чтобы он хотя бы иногда расслаблялся и радовался. Понимаете? А есть лишь одна вещь, которую он любит больше меня.
Зараки даже любопытно стало, к чему она клонит.
— Какая? — спросил он, рассматривая Хисану. Худая, маленькая, совсем кроха, чуть больше Ячиру. Такую можно прихлопнуть ладонью, а можно и правда вот так любить, как она рассказывает.
— Драка, — просто ответила Хисана. Зараки даже руку от лица убрал, выпрямился. Ему показалось, что в комнате запахло раскаленным металлом и кровью. Пальцы сами собой потянулись к рукояти меча.
— Бьякуя-сама любит драться, но ему не с кем. Да и запрещено это в Сейрейтее. Представьте, что будет, если он станет воплощать свой банкай по поводу и без, — она улыбнулась, наверное, заметила, что Зараки заинтересован. — Ему очень одиноко, и если бы вы вызвали его на бой, Бьякуя-сама бы отвлекся от мрачных мыслей и хоть ненадолго, но стал бы счастливым.
Зараки размышлял ровно две секунды. Потер подбородок, осклабился и качнул головой.
— Дело говоришь.
Хисана вздохнула, ее плечи поникли, как будто из груди выпустили весь воздух.
— Спасибо вам! — она быстро поднялась. — Я знала — вы не откажете.
Поклонилась и вышла на улицу. Ячиру, во время разговора сидевшая непривычно тихо, снова высунулась из-за плеча.
— Ты молодец, Кенпачик! Повеселишься.
Зараки на ее слова только подбородок почесал.
Он сдержал слово. На следующий день Ямамото собрал капитанов, Зараки поглядывал на Бьякую все собрание, а когда тот вышел из Первого отряда, встал у него на пути, сложил руки на груди.
— Эй, Бьякуя!
Бьякуя остановился, посмотрел на него в упор.
— Что тебе нужно, Зараки?
— Тебя нужно. Говорят, ты слабак, вот проверить решил, врут или правда, — ухмыльнулся он. Бьякуя поджал губы.
— Мне не до болтовни. Дай пройти.
— Или что? — Зараки уставился на него, прямо в глаза, серые, темные, как камни в реке. — Говорят, что ты самый слабый из Кучики и не чета деду Гинрею.
Бьякуя вздернул подбородок, на глаза упала тень.
— Дай пройти, или мне придется показать тебе, кто из нас слабак.
— Ну, так и покажи, нечего на меня смотреть, — Зараки не сдвинулся с места, Бьякуя положил пальцы на рукоять.
— Не думаю, что ты достаточно силен, чтобы поднять на меня меч.
Зараки ухмыльнулся.
— Проверим?
— У главы клана есть дела поважнее, чем сражаться с простолюдином, — холодно бросил Бьякуя, но рукоять чуть повернул. Воздух между опорами террасы наполнился силой, как устье реки водой, и она собиралась выплеснуться, перелиться через край. Зараки расправил плечи — он едва не расхохотался, так был счастлив в ту минуту. Перед ним стоял противник, достойный, равный. «Спасибо, Кучики Хисана, не ему, а мне подарок сделала», — подумал Зараки, а вслух сказал:
— Ты передо мной силу не выставляй, меня этим не проймешь. Если слабак, иди куда шел. С дедом тебе и рядом не стоять, а отец твой тоже был слабаком.
Бьякуя стиснул пальцы на рукояти, ткань перчаток натянулась, того гляди лопнет.
— Встретимся сегодня, между семьдесят восьмым и семьдесят девятым районами…
— Помню это место, — Зараки оскалился, закинул меч на плечо и отступил. — Часов в восемь, после ужина приходи. Смотри не потеряйся, господин Кучики.
Бьякуя прошел рядом с ним, едва не задев плечом.
— Я лучше тебя знаю Руконгай, — процедил сквозь зубы и направился по переходу к лестнице. А Зараки смотрел ему вслед и думал — ну вот Бьякуя, знатный человек, вроде бы все у него должно быть: и семья, и богатство, а он так же одинок и несчастлив, как самый последний бродяга из Руконгая.
— Ячиру, где ты там, вылезай что ли, — позвал Зараки. Ячиру показалась из-за плеча.
— Ух ты, как он злился, Кенпачик! — радостно воскликнула она. Зараки задумчиво кивнул.
— Да уж.
Солнце висело над лесом розовым шаром. Небо еще голубело вверху, а ближе к горизонту уже налилось красным. Сумерки стелились по земле, и только на верхушки деревьев еще падал свет. Прохлада пробиралась под косоде, бродила по спине, щипала шею, Зараки лежал в траве, вдыхая запах росы и тумана, слушал перекличку лесных птиц. Ждал. Он знал — Бьякуя не опоздает, явится точно как договорились. И действительно — тот не старался спрятать реяцу, Зараки почувствовал его издали, поднялся с земли, выпрямился во весь рост и обнажил меч. Бьякуя возник перед ним через мгновенье, быстрый, легкий, остановился в нескольких метрах. Хаори не было, но костяная заколка и шарф остались при нем. Бьякуя вытащил меч из ножен.
— Ты готов поплатиться за свои слова, Зараки Кенпачи? — процедил он. Зараки пожал плечами.
— Да запросто, — он отступил на шаг, Бьякуя сделал то же, поднял меч лезвием вверх:
— Цвети, Сенбонзакура!
Сотни тысяч лепестков взмыли вверх. Секунду Зараки любовался ими, впитывая силу, вспыхнувшую вместе с разлетевшимися лепестками, а потом ринулся вперед, а Бьякуя пустил лепестки ему навстречу. Ничего не осталось, кроме звона крови в ушах, распиравшего грудь безмерного, безнадежного счастья. Они схлестнулись, врубились друг в друга, зацепились взглядами и снова разлетелись.
Бьякуя отвел руку, лепестки отхлынули, и он тут же опять направил их вперед, а Зараки бросился на него.
Сколько они дрались, Зараки не знал, очнулся он, только когда солнце село и наступила ночь. Бьякуя тоже остановился, лепестки истаяли в темноте, он вернул клинку форму и убрал в ножны. Его грудь ходила ходуном, косоде разорвалось, штанина хакама лопнула до бедра, но Бьякуя ухмылялся, утирая кровь со скулы.
— Не убедительно, — бросил Бьякуя. Зараки хмыкнул в ответ.
— Завтра приходи, вот и убедишься. Я убью тебя, и клан останется без головы.
Ветер подул, Зараки сдернул косоде на пояс и размял плечи. Хорошо. Обернулся на полную луну, и ему показалось, что в ее свете скользнула тоненькая фигурка. Появилась и пропала высоко на пригорке. Бьякуя тоже посмотрел туда, но уже никого не заметил — Зараки знал. Ущербная луна освещала только траву на вершине и черную стену леса.
— Подумай лучше, кто займет твое место. Я не собираюсь становиться Кенпачи, — бросил Бьякуя, но еще раньше, чем Зараки успел ответить, сорвался в шунпо, Зараки дернулся было догнать, но поздно — Бьякуи и след простыл.
Зараки сел на траву, потом лег, закинув руки за голову. Ячиру с ним не было, где-то носилась. Он смотрел в небо, на крупные звезды. Ночь выдалась ясная.
На следующий день они снова встретились.
И снова до поздней ночи дрались, позабыв про время, про саму смерть, про все свои беды и своих женщин. Они жили только дракой, только друг другом, и это и была сама жизнь.
Когда небо посерело, на траву легла роса, они опомнились и убрали мечи. Бьякуя взглянул на потускневшую луну, покрытую щербинами, словно кусок тофу.
— Ты все еще слабак, — бросил он, — не старайся одолеть меня. Простолюдину, такому как ты, никогда не справиться с благородным.
— Шутишь? Да я тебя сделаю, — бросил в ответ Зараки. Бьякуя сел на траву, Зараки опустился рядом.
— Завтра.
— Да хоть сегодня.
Бьякуя взглянул на него. Наверное, понял, что сегодня уже наступило, солнце вставало над пригорком.
— Вечером.
Зараки кивнул — он не мог, да и не хотел отказывать, уж слишком лицо Бьякуи сейчас было открытым и счастливым. Брови, обычно сведенные у переносицы, разошлись, глаза смеялись, даже в рассветных сумерках было видно. В лесу запел соловей. Туман вымочил одежду, ложился на лицо, Зараки вытер капли со лба.
— Идет, — качнул он головой.
Бьякуя поджал губы и поднялся. А уходить медлил. Стоял так еще несколько минут, смотрел, как стирается диск луны, бледнеет на светлеющем небе, а потом в мгновение снялся с места и сам растаял, как та луна.
А Зараки подумал — где сейчас Хисана? Огляделся, но никого вокруг не было, только звери и птицы в лесу, шорохи в траве.
Каждый вечер день за днем Бьякуя приходил к нему на закате. Они сражались иногда до утра, не могли остановиться и расходились, когда светало.
Зараки один раз принес саке, и после драки они утирали кровь с лиц и пили молча. Не хватало только песни, чтобы высказать все, что лежало на сердце. Зараки не умел говорить много и красиво. Бьякуя молчал. Только однажды спросил его:
— А каково это — жить в Руконгае?
Зараки тогда ухмыльнулся в светлое небо, стукнул ладонью по колену.
— Одиноко, — ответил он. — И все время ищешь кого-то, чтобы не сдохнуть от тоски.
Бьякуя кивнул и вдруг усмехнулся.
— Мы не слишком-то различаемся.
Зараки взглянул на него. Глаза, темные, глубокие, снова улыбались. Тишина накрыла плотным покрывалом, все замерло вокруг, как часто бывает перед рассветом. Зараки ничего не ответил. Отвернулся и слушал, как мерно бьется собственное сердце. «Спасибо, Кучики Хисана, — думал он. — За то, что теперь я бы и без твоей просьбы...»
На следующий день Бьякуя не появился и через день не пришел. А спустя три дня к Зараки на террасу поднялся слуга, поклонился и, не разгибаясь, передал, что госпожа Хисана ждет его в поместье Кучики. Только непременно утром, как только начнется служба. Зараки выслушал молча, кивнул, махнул рукой. Мол, убирайся. А сам еще долго хмурился, и назавтра отправился к Кучики.
Его встретил старый дед, наверное, главный из слуг, и повел через усыпанную гравием площадку к мостику, а после мостика — вдоль речки. Зараки никогда не бывал в таких садах, и все тут казалось ему слишком кукольным и скучным. Слуга завел его на террасу и оставил у раздвинутых седзи.
Хисана лежала на футоне, закрытая одеялом до подбородка. Повернула голову, когда услышала шаги и слабо улыбнулась.
— Капитан Зараки, спасибо вам! Пожалуйста, не оставляйте Бьякую одного, когда я умру. Мне осталось чуть-чуть.
Зараки подошел, опустился рядом на колени.
— Зря ты умирать собралась, тебе еще надо пожить, — сказал он, положив ладонь ей на лоб.
Хисана ухмыльнулась, в глазах заплясали искры.
— Ничего. Зато я успела полюбоваться, как вы сражались.
Зараки кивнул.
— Видел тебя.
— А Бьякуя?
— Бьякуя нет. Но ему и не надо.
Хисана вздохнула с облегчением, а потом стиснула его руку совсем детскими пальцами и сунула в ладонь шелковый мешочек.
— Это вам. Не выкидывайте. Мой подарок за услугу.
Зараки хотел было обругать ее, какая еще услуга. Но только кивнул и сунул мешочек за пазуху. В нем что-то тихонько позвякивало и перекатывалось под пальцами.
— А теперь идите, — прошептала Хисана.
Тогда он и видел ее последний раз. Вернулся к себе, уселся на татами и развязал тесемку.
Ячиру крутилась рядом, подползла, уткнулась подбородком ему в колено.
— Ой, что это там такое! Кенпачик! Показывай, Ячиру любит подарки!
Зараки вытряхнул содержимое мешочка — на циновку перед ним высыпались серебряные колокольчики. Прозвенели, раскатились. Ячиру сразу схватила их в горсть и принялась рассматривать. Зараки почесал в затылке.
— Хм… И что мне с ними делать?
Ячиру поглядела на бубенцы, подкинула на ладошке, а потом взобралась ему на плечо и привязала один к прядке волос.
— Красота! Кенпачик, тебе идет! — провозгласила она. Зараки потрогал колокольчик и кивнул.
— Ну тогда цепляй все.
Хисана умерла в тот день, когда распустились первые цветы сливы. Зараки видел с крыши процессию, видел Бьякую, который провожал ее, и видел дым, когда сжигали тело. Зараки простился с Хисаной, положил меч на колени и долго смотрел, как вместе с дымом навсегда исчезает ее духовное тело, смешивается с воздухом Сейрейтея.
— Пусть там тебе будет лучше, Кучики Хисана, — сказал он. Ячиру всхлипнула, потерла кулачками глаза.
— Не реви, — нехотя протянул Зараки. Теперь ему надо было только придумать, как выполнить просьбу Хисаны. Она ведь велела ему не оставлять Бьякую одного. — Мы с тобой найдем его и всыпем по самое не балуйся. Чтоб тоже не ревел.
Зараки подхватил меч и поднялся. Он точно знал, что сдержит слово, чего бы ему это не стоило. Даже если Бьякуя будет против.
Дым рассеялся, процессия потянулась обратно, а Зараки спрыгнул с крыши, позвякивая колокольчиками на кончиках косиц.
URL записи1. Название: Кукла
Автор: fandom Bleach 2013
Бета: fandom Bleach 2013
Размер: мини, 3 987 слов
Пейринг/Персонажи: Саругаки Хиёри, Урахара Киске, Ичимару Гин
Категория: джен
Жанр: психодел, драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: кто-то встречается лицом к лицу со своим страхом, кто-то живет в кромешном ужасе, а минус на минус иногда дает плюс
Для голосования: #. fandom Bleach 2013 - работа "Кукла"
Читать дальше
— Ну ты, утырок в шляпе! Где тебя носит! — голос Хиёри катился по коридору, разбиваясь брызгами об углы. Урахара где-то потерялся. В его "жалком домишке скромного торговца" можно было надежно спрятать целую армию, и это даже если не задействовать подвал. Так что Хиёри пинками распахивала двери, мельком заглядывала в комнаты и неслась мимо, гадая, в каком тридцать восьмом измерении притаился ее бывший капитан и сколько еще его придется разыскивать.
В очередной комнате Урахары тоже не было, только сидело нечто, похожее на куклу в человеческий рост. Хиёри мазнула взглядом по мертвенно-неподвижной сгорбленной фигуре в лохмотьях когда-то белых одежд — гигай, что ли, брошен впопыхах? — и помчалась дальше.
Через несколько шагов остановилась. Гигай? Что-то было не то в мельком увиденном силуэте. Что-то...
Мерзко заныл шрам, опоясавший тело. Унохана старалась, Хачи старался, и все-таки рана то и дело напоминала о себе. Шутка ли — пополам разрезали. Вот и болело теперь — погано болело, изнутри наружу, как будто ничего там на самом деле не зажило. И так всякий раз, когда Хиёри намеревалась сделать глупость: вроде той, когда кинулась на Айзена, в бешенстве ничего вокруг не замечая. Злобная получилась интуиция — не говорила внутренним голосом, а просто за кишки дергала: мол, не лезь, дура, не лезь туда, опять огребешь.
Вот и сейчас: не лезь в чужие секреты, какое тебе дело, что там Урахара мудрит, может, у него это взрывающийся гигай, или арранкар подопытный, или другая дрянь...Ты искала его — ищи дальше. Когда найдешь, спросишь про странную фигуру. Если не забудешь.
Хиёри закусила губу, обеими руками прижала пульсирующий шрам, стараясь унять боль. И пошла назад — мелкими шажками, неся себя, как плохо склеенную вазу, дыша неглубоко. Босые пятки липли к доскам пола, будто клеем смазанные.
Перед глазами взрывались мелкие радуги, когда она добрела до нужной двери.
Створка отъехала в сторону — показалось, что неохотно. Фигура посреди комнаты никуда не делась, так и горбилась неподвижно, вполоборота ко входу. Хиёри все не могла поймать целую картинку: глаз выхватывал то полуоторванный рукав в бурых пятнах, то костлявую кисть, покойно — или безвольно — лежащую на колене, то сосулькой висящую надо лбом серую прядь... Словно в фильме ужасов, образ ускользал, не давался, а в груди становилось все холоднее от нарастающего страха. Что же это? Кто это?
Хиёри шагнула в комнату. Шрам уже даже не болел — казалось, время для тела откатилось назад, и там вновь оказалась открытая, сквозная рана, из которой вытекает кровь вместе с жизнью. Тогда Хиёри не успела испугаться. Сейчас было невыносимо жутко.
Очередной взгляд упал на лицо сидящего: полуприкрытые веки, бирюзовый отсвет из-под ресниц, улыбка немыслимой ширины.
А ведь Хиёри знала, кто это, еще когда только заглянула в комнату. Просто сознание, напуганное слишком близко прошедшей смертью, отказывалось воспринимать информацию.
— Вот и повстречались, — сказала она без голоса. Занпакто уже был в руке, внутренний Пустой просился на волю. Враг сидит, будто дремлет — вот и хорошо, и ничего нет дурного в том, чтобы его, именно его, ударить в спину. Сейчас можно отомстить за радуги перед глазами, за кошмары, в которых две половинки тела бродят сами по себе...
— Хиёри-са-ан! — долетело с дальнего конца коридора. Хиёри даже не вздрогнула. Острие меча смотрело на Ичимару. Вдох-выдох-вдох. На выдохе нужно бить.
— Хиёри-сан! — грянуло совсем рядом. Урахара быстро бегает, когда захочет.
Хиёри торопливо, резко опустила меч — под острым углом на шею Ичимару, не давая парировать, надежно... То есть попыталась опустить. Пальцы Урахары сжали запястье так, что разом онемела вся кисть.
— Не смей, — зарычала Хиёри сквозь зубы, — не смей мне мешать! — конечно, момент был упущен. Сейчас Ичимару выйдет из своей странной медитации — а может, он просто знал, что Урахара успевает, и даже дергаться не стал, такая тварь...
— Хиёри-сан... — повторил Урахара очень тихо, странным таким голосом: то ли растерянным, то ли виноватым.
А Ичимару поднял голову.
Сначала Хиёри даже не поняла: подергивание, захватившее голову, шею, плечи, это — что? Похоже было на старый механизм с ржавыми подшипниками, на неисправную куклу. Такая сидела в витрине игрушечного магазина лет сорок назад: сначала крутила головой весело, кивала и оглядывалась, а потом в шее у нее стало что-то заедать, и оборачивалась она рывками, мучительно некрасиво и даже пугающе. Вот так же двигался сейчас Ичимару.
А улыбка у него оказалась страшно перекошенная, с одной стороны — углом рта кверху, с другой — книзу, и только один глаз прищурен, а второй широко распахнут. И в нем, пронзительно-голубом этом глазу, не было ни капли осмысленности.
Пустая оболочка с видимостью жизни. Скверно анимированный труп.
Хиёри выронила занпакто.
Клинок упал на пол с обиженным лязгом, и звук этот словно что-то пробудил в черепной коробке сидящего существа. Улыбка пошла волной, щеку передернуло длинной судорогой, открытый глаз часто заморгал, и на мгновение Хиёри померещилось, что сознание в этом взгляде все-таки есть. А потом Ичимару свесил голову и снова застыл в той позе, в которой сидел изначально.
— Твою мать, — едва шевеля губами, выдохнула Хиёри. — Твою. Долбаную. Мать.
Потом она пила чай в одной из жилых комнат — обжигаясь, залпом; она терпеть не могла горьковатый зеленый чай, которым угощал Урахара, но сейчас пила именно ради горечи. Это хоть немного прочищало мозги, позволяло не вспоминать увиденное.
Урахара сидел молча, то и дело подливая чаю в подставленную чашку, и по выражению его лица Хиёри ничего не могла прочесть. Нет, это и раньше плохо получалось, но сейчас как-то вообще... как будто Урахара думал двадцать мыслей сразу, но ни одну из них не хотел доверить миру.
После пятой или шестой чашки, когда зеленая жижа плескалась уже где-то у самого горла, Хиёри спросила:
— Что это такое?
— Чай, Хиёри-сан!
— Не придуривайся, утырок. Кто это был? Или что?
Урахара зачем-то приподнял чайник, покачал в руке, опустил назад на подставку.
— Полагаю, все-таки Ичимару Гин, — сказал задумчиво. — Или, по крайней мере, то, что от него осталось.
Живот снова свело болезненным спазмом. Хиёри невнятно выругалась, изо всех сил напрягла пресс и врезала по нему кулаком. Иногда помогало.
Не теперь.
Урахара терпеливо ждал, пока пройдет приступ. Не пытался помочь — слишком, наверное, хорошо знал, с кем имеет дело. А Хиёри и сама себе не могла бы объяснить, почему вместо благодарности она непременно съездит непрошеному спасителю по морде... Как бы то ни было, границы установились уже очень давно, и повода нарушать их сейчас не находилось.
— Чем его так расплющило? — просипела Хиёри, изо всех сил пытаясь игнорировать тупую ржавую ножовку, застрявшую под ребрами. — И вообще, ты же сказал, что его убили!
— Маленько ошибся, Хиёри-сан! Тут, ты же видишь, немудрено было ошибиться... — веселый тон Урахары совсем не вязался с понуро опущенными плечами. — Смотрю, понимаешь ли, лежит... примерно так пополам разрубленный, рука поодаль валяется. Ну я и подумал — вот сейчас Каракуру на место вернут, чинить станут, а тут это. Умы только смущать. И забрал. А он...
— А он — что?! Не тяни ты! Щас чайник на голову надену!
Урахара покивал: мол, конечно-конечно, наденешь. Непременно.
— А он стал трансформироваться. Ты не обратила внимания, Хиёри-сан? У него нет реяцу. Совершенно нет, ни капли.
Хиёри хмуро уставилась в пустую чашку. Она думала, что Ичимару просто мастерски скрывает реяцу, а тут вон что. Потому-то сначала она и решила, что там пустой гигай... Но это если Урахара не врет, конечно.
— Все, что было, — продолжал тот, — выплеснулось одним импульсом. Я думал, это что-то вроде последней судороги. Но нет. Он каким-то образом сформировал себе тело. Материальный носитель. Сказал бы я, что гигай, только это не гигай. Это вроде панциря или скафандра из реяцу. Из того, что было реяцу, а стало — не имею понятия, чем.
— Ха, — мрачно отозвалась Хиёри.
Неудивительно, что Урахара такой унылый. Полгода у него на руках незнамо что, в которое на глазах превратился умирающий шинигами, и полгода Урахара не может решить задачку — что ж это за хрень такая.
— А он все время... — Хиёри помахала ладонью у виска, — ну, такой?
— Сначала не было и этого. Лежал с открытыми глазами, и все. Главное, — тут Урахара с заметной досадой развел руками, — реяцу не слышно, даже на детекторе, Сон и Звено снесло напрочь — но в Пустого не превращается! И вообще: он материален, его могут видеть люди. Хотя то, из чего он сейчас состоит, материей Мира Живых не является.
Что-то в их разговоре беспокоило Хиёри: зудело, как поджившая ранка под свежей корочкой, надоедало и отвлекало... о, зато перестал болеть шрам. Вот радость-то.
— Небось, кусочки от него отпиливал на анализ?
— Волосы, ногти, — сознался Урахара, — анализ того, что ему заменяет кровь. Палец думал отрезать — все равно же новый вырастет...
— Как новый?!
— Так — новый. У него выросла рука. За месяц где-то. И рукав вырос... он сейчас заживает. Видела, он надорван? Так раньше его совсем не было, а потом начал появляться: волокнами, кусками. Его одежда — одно целое с этим телом-скафандром. Мыть все вместе приходится, снять нельзя.
— А если... — и тут Хиёри осеклась, прикусила губу: поняла, что происходит.
Она трепалась с Урахарой, как будто он капитан, а она лейтенант двенадцатого, и перед ними во весь рост стоит интересная проблема.
Она так никогда не разговаривала ни с мамой Кирио, ни с самим Урахарой, пока они жили в Обществе Душ. Никогда.
— Хиёри-сан?..
— Козел ты, — сказала она и отвернулась, вздергивая подбородок, чтобы не всхлипнуть. Нежданные злые слезы подступали к глазам. Почему — теперь? Почему — с ним? И почему из-за этого треклятого недобитка?!
— Ты его что — в стиральной машинке... моешь? — все, что угодно, любую чушь она готова была нести, лишь бы не шмыгнуть носом.
Урахара встал с чайником в руке.
— Вода закончилась, Хиёри-сан. Налью еще.
Чуткая сволочь. Всегда таким был.
На пороге Урахара обернулся:
— Не в стиральной машинке, разумеется. Он же дышит. — И ушел.
Ах, он еще и дышит! Хиёри хватила кулаком по татами. Плотная, простеганная солома полопалась, колкие стебельки встали дыбом. Как шерсть. Будь у Хиёри шерсть, тоже бы вздыбилась.
Дышит он, значит. Вот это существо, сломанная кукла со внешностью Ичимару Гина, которое отращивает себе недостающие конечности, молчит и пырится бессмысленным взглядом. Существо, стоившее Хиёри приступа такого кромешного ужаса, такого желания убить, не считаясь ни с чем... Безмозглое, псевдоживое, без реяцу. Пустой кокон. Сброшенная змеиная шкура. И дышит.
Она-то думала, что Айзен его прирезал. А вот не добил, выходит. И можно было бы выместить на нем всю боль и весь страх, отдать должок. Можно, да нельзя. Он, такой, не почувствует и не поймет. И в чем тогда смысл?
Это бесило просто невероятно. Такой злой Хиёри не помнила себя, даже когда Шинджи сказал, что возвращается в Общество Душ. Хотя не убила она его, предателя, разве чудом.
Она на всякий случай еще раз треснула по татами. Ушибла кулак: видимо, била неискренне.
Легче не стало.
— А кроме того, Хиёри-сан, — Урахара словно бы продолжал начатую пять минут назад фразу, — неправильно было бы человека, перед которым ты в какой-то мере в долгу, стирать в машинке, правда?
Он как ни в чем не бывало уселся на прежнее место и принялся разливать по чашкам чай.
— В долгу? Перед Ичимару? Охренел?! Это в каком еще долгу?
Урахара с силой потер переносицу.
— Видишь, какое дело, Хиёри-сан. Если я все верно понял... Ичимару ухитрился сделать то, что не удалось никому из нас: вышиб Айзена из состояния спокойствия и душевного равновесия. Без этого, боюсь, Хогёку не почуяло бы слабость обладателя. Тот, кто спокоен и уверен, силен всегда, даже если у него нет реяцу. Но Ичимару смог ударить Айзена по больному месту — не знаю уж, как, я этого не видел.
— Хочешь сказать...
— Без него, вполне возможно, мы так и не справились бы с Айзеном, — Урахара криво усмехнулся. — А может, и справились бы. Теперь-то никак не проверить.
Хиёри поежилась. Ичиго лишился силы после боя с Айзеном. Ичимару лишился не только силы, но и рассудка. А если Урахара прав, и это — цена победы? Такой странной, общей, даже не окончательной победы. Да уж, когда Хиёри сказали, что Айзен жив и заключен в тюрьму, она орала так — едва стекла не повылетали. Почему его не добили? Почему?!
Невозможно, сказал ей тогда Урахара. Хогёку не позволяет. Хогёку уже однажды воскресило его, воскресит и еще...
— Хочу еще раз на него посмотреть, — сказала Хиёри, вскакивая.
— Хиёри-сан? — Урахара смотрел непроницаемо, но она неплохо его знала. Вроде бы.
— Не буду я его мечом ковырять, твой... ценный образец, — бросила она сквозь зубы. Шагнула к двери, сразу наступила на встопорщившуюся, колкую солому там, где сама же повредила татами. Выругалась сквозь зубы.
— Слышь, утырок. А мы, когда превращались. Мы тоже были образцы, да?
— Нет, Хиёри-сан, — ответил он не сразу, но и не затягивая паузу. — С вами тогда все было по-другому.
Хиёри дернула плечом. Верить хотелось, конечно. Она смутно помнила тревожный и отчаянный взгляд Урахары — светлые глаза в траурной кайме недельного недосыпа — в минуты, когда кошмар холлоуфикации немного отступал... Но уж слишком давно они были знакомы. И что говорить: была, конечно, у Урахары совесть, да только включать и выключать ее он прекрасно умел по мере надобности. Взять вон того же Ичиго, мучающегося теперь слепотой и глухотой. "Естественным путем его сила восстановится лет через десять-пятнадцать", — сказал Урахара и запретил показываться мальчишке на глаза в гигаях. Незачем, мол, растравлять рану. Милосердие такое. Ха.
Она пошла по коридору торопливо, словно боясь передумать. Все ждала, что боль опять опоясает живот. Однако нет, ничего не болело, только пальцы холодели да где-то внутри скручивалась пружинка — напряженное ожидание неизвестно чего.
За прошедшее время Ичимару не изменил позы, не сдвинулся с места. Все так же сидел, горбясь, одна рука на колене, один глаз широко открыт и глядит в никуда.
Хиёри непроизвольно поежилась. Подошла поближе, присела на корточки прямо перед ним.
Страх уходил, вытекал из мыслей, как кровь из тела. Понятное не пугает. Хотя какое оно тут понятное: может, он вот так полгода сидел-сидел, а потом ка-ак прыгнет...
Почему-то в это не верилось.
Хиёри протянула руку, осторожно потрогала пальцем ошметки ткани там, где рукав был надорван и болтался, открывая чистое, без следов раны, плечо. Никакая это не ткань была — походило больше на пластик: монолитный, гладкий и очень тонкий. Ни переплетения нитей, ни шероховатости, свойственной любой тряпке, хоть самонаилучшему шелку.
Трогать за плечо не решилась, вместо этого медленно и опасливо взяла Ичимару за руку. Тот не шевелился, и хотя грудь его действительно едва заметно вздымалась от дыхания, а на запястье чувствовалось эхо пульса — живым все равно не выглядел. И кожа его тоже была не кожей, а тем же самым псевдопластиком. Или...
Кость. Это ощущалось как кость, только почему-то мягкая. Теплеющая под пальцами, неживая, но напоминающая о жизни.
Если, призвав маску, прикоснуться к ней — будет очень похоже.
Не веря себе, Хиёри принялась щупать кисть Ичимару обеими руками. Куда там бояться, когда такое!
Удостоверившись, что ей не мерещится, она выскочила в коридор.
— Эй, утырок!
Ответа не было. Кричать, что ли, надо громче? Хиёри набрала полную грудь воздуха и заорала:
— Киске! Ки-и-иске-е-е!
И только когда Урахара буквально материализовался из воздуха у нее за плечом с почти испуганным: "Хиёри-сан?!", она осознала, что это ведь первый раз, когда она обратилась к нему по имени. За сотню-то с лишним лет знакомства.
— Он костяной, — выпалила она, — он как маска Пустого!
Урахара растерянно сморгнул.
— Ты не заметил, болван панамчатый? Иди, пощупай!
...— Я, Хиёри-сан, много чего в жизни делал, — сообщил Урахара через десять минут, действительно общупав безучастного Ичимару мало не целиком. — Но вот трогать Пустых за маску как-то не доводилось.
— Что, и нас тоже не лапал?
— Но, гм, Хиёри-сан! Вы когда в масках, вы обычно не склонны к контактам такого рода...
— На, сравни, — сказала она и резко выдохнула, призывая своего Пустого.
Это было не так-то просто — стоять спокойно, пока Урахара с отсутствующим видом водил ладонями по ее маске. Действительно, попытайся он такое сделать по собственной инициативе — случились бы жертвы и разрушения. Ощущение было... ну, почти как когда за грудь трогают без предупреждения: чувствительно, неприятно и дразняще одновременно. "Пустая" часть сознания рвалась в бой, и Хиёри сдерживала ее железной ментальной хваткой. А потому не сразу заметила, что Ичимару-то ожил.
— Эй! — она отозвала маску и ногой отпихнула слишком близко стоявшего Урахару. — Смотри!
Фигуру Ичимару сотрясали вялые судороги, заторможенные какие-то. Он пытался выпрямиться и, кажется, поднять руку, но все тело перекашивало раз за разом, хаотически сжимались и разжимались пальцы, дергались лицевые мышцы. И тихий свист выдоха прерывался так, будто Ичимару хотел сказать что-то — и не мог.
— Рассеянный склероз, — одними губами сказал Урахара, не отрывая пристального взгляда от корчащейся фигуры. — Рассогласование команд мозга и нервных импульсов. У шинигами не бывает...
— Почему? — в тон ему, почти беззвучно, уточнила Хиёри, на всякий случай отступая на полшага.
— У шинигами не может быть конфликта мысли с телом. Ни у каких духовных существ.
— Но он сейчас материальный.
Урахара рассеянно кивнул, явно думая не о том.
— Кокон Айзена, — сказал он.
— Чего?
Тем временем жизнь снова, казалось, покинула тело Ичимару, оставив его в жуткой перекошенной позе, с сильным креном в сторону. Хиёри недовольно цыкнула зубом: ее отчего-то раздражало зрелище. Она подошла и усадила Ичимару прямее — по крайней мере, попыталась, очень уж он был тяжелый.
— А он ест что-нибудь?
— Нет.
— А внутривенно ты его...
— Тоже нет.
— Почему?
— Да я не морю его голодом, Хиёри-сан, как ты могла подумать! — Урахара огорченно всплеснул руками. Хиёри видела, что мысленно он не здесь — не в разговоре с ней. Но отвечать ему это не мешало. И придуриваться тоже. — Пищу он даже не глотает, питательный раствор выступает на коже в том же объеме, который введен. Ни еды, ни воды ему не нужно.
Хиёри почесала кончик носа, припоминая.
— Душам без реяцу в Руконгае нужна вода.
Урахара кивнул:
— Кокон. Все больше убеждаюсь. — Он вдруг азартно усмехнулся: — Должен поблагодарить, Хиёри-сан, я не догадался бы о материале его тела, если б не твое замечание и любезное разрешение...
Тапок на Хиёри не было, поэтому она просто подпрыгнула, метя пяткой ему в голову.
Шинджи позволил бы себя ударить.
Урахара увернулся легко, как дышал, и даже сам, кажется, не заметил, что уворачивается.
Хиёри собиралась было треснуть его еще раз, но тут сообразила, что он, собственно, сказал.
— Постой! Что за кокон? Он что... это вот... из этой штуки что-нибудь должно вылупиться? Как? Когда?!
— Не имею понятия, Хиёри-сан! — Урахара картинно развел руками. — Может статься, что и ничего не вылупится. Не всякий кокон успешно превращается в бабочку, для этого условия нужны... а какие вот конкретно ему нужны условия — это я даже гадать не берусь.
— И что, — подозрительно сощурилась Хиёри, — ты не вывернешься из шкуры, чтобы его, ну, вылупить? Такому эксперименту позволишь провалиться?
Дурашливость Урахары сменялась серьезностью почти пугающе быстро.
— Это не мой эксперимент, — сказал он, хмурясь, — я даже не уверен, что это вообще эксперимент. Айзен считал, что Хогёку выполняет желания... может, у Ичимару желание жить оказалось настолько мощным, а Хогёку в этот момент — настолько близко, что получилась вот такая эрзац-жизнь. И прикладывать к этому руку мне не с руки, прости за каламбур. Это не то, к чему я хочу иметь хоть какое-то касательство.
— Но ты же держишь его здесь.
— Держу. И буду продолжать, пока проблема не разрешится в любую сторону. Умрет он окончательно — похороню, станет Пустым — упокою, превратится... во что-то еще — буду реагировать сообразно случаю. Но воздействовать на него не стану никак. Это, в конце концов, неэтично.
— Охренеть! — Хиёри чуть не подавилась. — Ты еще и такие слова знаешь?!
Урахара усмехнулся в ответ:
— Я знаю очень много разных слов. А еще я ненароком заметил, что Ичимару реагирует на выброс реяцу рядом с собой. Не исключено, что именно так он питается.
— Но ты все равно его не кормишь.
— Помилуй, Хиёри-сан. Я начал это подозревать только сегодня, когда ты сначала прыгнула на него с занпакто...
— Я не прыгала!
— ...а потом выпустила маску...
— Я не прыгала, утырок, слышишь!!!
— Слышу-слышу, — Урахара поморщился и потер ухо, в которое Хиёри проорала последнюю фразу. — Так что если хочешь, можем повторить эксперимент.
— А как же насчет этичности, благодарности и других слов?!
Что-то в глубине глаз Урахары шевельнулось такое, неприятное.
— Я их совершенно невовремя забыл, Хиёри-сан.
Хиёри моргнула, не находясь с ответом. Похоже, сотни лет знакомства все-таки недостаточно, чтобы хорошо знать Урахару. Как он умудряется оберегать и защищать, сопереживать и заботиться — и одновременно быть абсолютно безжалостным к тем же самым людям, которых оберегает и о которых заботится?!
— А если его кормить — он вылупится?
— Возможно.
— Что значит "возможно"?! Говори толком!
— Возможно, вылупится. Но не факт. И совсем не факт, что это будет он... тот, кого мы видели раньше.
Хиёри посмотрела на неподвижного Ичимару. Сглотнула — слюна показалась нестерпимо кислой.
На секунду она представила, что скажет сейчас "не хочу". И уйдет. И будет знать, что где-то там, в переплетении коридоров и измерений магазина Урахары, сидит Ичимару, замурованный в мягкую костяную оболочку, и то ли слышит и понимает, что происходит вокруг, то ли нет; готовится к выходу из кокона — или медленно погибает в нем. И так еще полгода, или год, или десять лет, или...
— Делать-то что надо? — хрипло спросила она, давя крупную дрожь. — Опять маску выпустить?
Урахара покачал головой:
— Постоять наготове с мечом. На случай, если вдруг что.
Когда Хиёри обнажила клинок, Урахара просто отпустил реяцу.
А ведь глядя на него, никогда не скажешь, что от его силы трудно дышать, думала Хиёри, с усилием втягивая в легкие воздух. Стены еле слышно гудели, фигура Урахары оделась странным розоватым ореолом.
Минуту-другую ничего не происходило, а потом Хиёри заметила, что псевдокожа Ичимару чуть заметно светится. Все сильнее с каждой секундой.
Она перехватила занпакто покрепче, готовая бить на поражение. Однако свет неожиданно исчез, и тут же Урахара убрал реяцу — всю разом, как и не было.
— Он светился!
— Да, я видел.
— И что это значит?
Урахара пожал плечами:
— Определенно, на реяцу он реагирует. Но как именно — пока не могу сказать. Заходи через недельку, Хиёри-сан, повторим процесс. И кстати, а чем обязан сегодняшним-то визитом?
Вспомнив, что зашла всего только за новым аккумулятором к радару Пустых, Хиёри почувствовала, что краснеет. Нашла приключений на голову, и где!
— Аккумулятор? Конечно! Разумеется, есть. Нужно посмотреть на складе. Буквально десять минут, Хиёри-сан, пройди пока в чайную комнату, я принесу... — и Урахара, будто бы совершенно утратив интерес к Ичимару, вылетел в коридор.
Хиёри еще с минуту рассматривала существо, которое даже не знала, как правильно назвать. Повернулась, шагнула к выходу...
Шрам предупреждающе заныл.
Она обернулась рывком, хватаясь за меч, и встретила прямой, внимательный и — проклятье! — насмешливый взгляд из-под тяжелых век. Оба глаза выглядели нормально, да и улыбка перестала так уж сильно кривить.
— Мать твою, — выдохнула Хиёри.
Ичимару не шевелился, только смотрел.
— Ты... ты вообще кто? — сипло спросила Хиёри, перебирая пальцами рукоять занпакто, чтобы взяться ловчее.
Ресницы Ичимару дрогнули, но ответа не последовало.
— Ты говорить можешь?
Если глазами — одними глазами! — можно изъясняться понятно, то ответ был "нет" — по крайней мере, Хиёри решила так.
— Но слышишь и понимаешь?
"Да".
— Все... все время?
"Да".
— Все полгода?!
"...Да".
— Твою же мать...
Она хотела позвать Урахару, уже открыла рот... и захлопнула его.
— Много тебе нужно реяцу, чтобы... чтобы вылупиться?
"Не имею понятия".
— Ты, — почему-то враз пересохло горло, — ты меня помнишь?
"Да. Да".
Хиёри убрала руку с занпакто.
— Я тебя буду кормить, — сказала она мрачно. — А когда ты очухаешься, я набью тебе морду. Я тебя так отделаю, что отсидка в этой фиговине курортом покажется! Понял? Ты понял?!
На это она уже не получила ответа: голову Ичимару начала клониться вперед, и лицо вновь перекосилось в гримасе слюнявого идиота.
Нога за ногу бредя по коридору, Хиёри пыталась понять, с какой стати она пообещала вытащить Ичимару из заточения в псевдотеле. Пожалела, что ли? Этого? Да чего его жалеть?! Ведь он же, он...
...полгода не в состоянии ни слова сказать, ни даже позу сменить самостоятельно.
Хиёри не хотела представлять себя на его месте. Хватит с нее уже и так имеющихся кошмаров.
Урахара ждал ее с чаем и аккумулятором в коробке, кокетливо перевязанной ленточкой.
— Дизайн от Женской Ассоциации, что может поделать бедный торговец? Я только продаю, а не произвожу, — очень серьезно оправдывался он, играючи ускользая от пинков.
— Зайду через неделю, — пообещала Хиёри. — На эксперимент.
Урахара кивал, рассыпался в приглашениях заходить еще и уверениях в своей безграничной благодарности. От его болтовни мозги грозили вытечь через уши. И только уже запрыгнув на ближайшую крышу и проскакав пару кварталов, Хиёри сообразила вдруг простую, простейшую вещь.
Ну не мог Урахара за полгода не обнаружить, что Ичимару реагирует на реяцу. Никак не мог.
Стало быть, знал. И, стало быть, все подстроил. Зачем?!
Не хотел брать на себя ответственность за "вылупление" врага, считающегося мертвым?
Действительно считал неэтичным лезть в кашу, которую не сам заварил?
Или позаботился, в излюбленной своей безжалостной манере, о Хиёри? Ведь мысль об Ичимару и правда не вызывала больше содрогания, и паники, и боли в животе. Невозможно бояться того, кого жалеешь.
— А тебя, скотина ты полосатая, я еще отдельно прибью за все хорошее, — посулила она, обернувшись в сторону магазина и надеясь, что Урахаре сейчас душевно чихается.
Ничего, через неделю она ему обеспечит веселую жизнь. И еще через неделю. И так все время до прорыва кокона.
А потом — потом посмотрим.
2. Название: Подарок
Автор: fandom Bleach 2013
Бета: fandom Bleach 2013
Размер: мини, 2 013 слов
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи, Кучики Бьякуя, Кучики Хисана
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Иногда делая счастливым другого, становишься счастливее сам
Для голосования: #. fandom Bleach 2013 - работа "Подарок"
читать дальше
Зараки чуть не споткнулся об нее, когда вышел на террасу. Девчонка возникла у него на пути вдруг, как будто из-под земли вылезла или из воздуха появилась. И теперь смотрела снизу вверх и не собиралась пропускать. Зараки сначала думал обойти, но не тут-то было.
— Капитан Зараки, доброе утро, — улыбнулась она. Ячиру высунула голову из-за его плеча — защекотала ухо волосами.
— Привет!
Зараки молча ждал, что будет дальше.
— Разрешите представиться. Я — Кучики Хисана, жена капитана Кучики Бьякуи, — проговорила девчонка и улыбнулась.
Зараки кивнул.
— Ну и?
— Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, выслушайте меня! Я не отниму у вас много времени.
Зараки скрестил руки на груди.
— До вечера не подождет?
Хисана помотала головой.
— Нет.
— Пошли, — он развернулся, раздвинул седзи и вошел в комнату. Хисана направилась за ним, Зараки слышал, как скрипят доски террасы, когда она делает шаг. Совсем ведь ничего не весит, а столько шума.
— Садись, — велел он, а сам уселся на циновки и подпер подбородок ладонью. Приготовился слушать.
— Начинай.
— Дело в том, что я умираю, — улыбаясь, сообщила Хисана. — Бьякуя-сама еще не знает, надеется, что я поправлюсь. Он тревожится, и, по-моему, даже слишком. Он очень любит меня.
Зараки нахмурился, но промолчал. Сделав паузу, Хисана продолжала.
— Он так обеспокоен, что не думает ни о чем другом, и мне очень хочется, чтобы он хотя бы иногда расслаблялся и радовался. Понимаете? А есть лишь одна вещь, которую он любит больше меня.
Зараки даже любопытно стало, к чему она клонит.
— Какая? — спросил он, рассматривая Хисану. Худая, маленькая, совсем кроха, чуть больше Ячиру. Такую можно прихлопнуть ладонью, а можно и правда вот так любить, как она рассказывает.
— Драка, — просто ответила Хисана. Зараки даже руку от лица убрал, выпрямился. Ему показалось, что в комнате запахло раскаленным металлом и кровью. Пальцы сами собой потянулись к рукояти меча.
— Бьякуя-сама любит драться, но ему не с кем. Да и запрещено это в Сейрейтее. Представьте, что будет, если он станет воплощать свой банкай по поводу и без, — она улыбнулась, наверное, заметила, что Зараки заинтересован. — Ему очень одиноко, и если бы вы вызвали его на бой, Бьякуя-сама бы отвлекся от мрачных мыслей и хоть ненадолго, но стал бы счастливым.
Зараки размышлял ровно две секунды. Потер подбородок, осклабился и качнул головой.
— Дело говоришь.
Хисана вздохнула, ее плечи поникли, как будто из груди выпустили весь воздух.
— Спасибо вам! — она быстро поднялась. — Я знала — вы не откажете.
Поклонилась и вышла на улицу. Ячиру, во время разговора сидевшая непривычно тихо, снова высунулась из-за плеча.
— Ты молодец, Кенпачик! Повеселишься.
Зараки на ее слова только подбородок почесал.
Он сдержал слово. На следующий день Ямамото собрал капитанов, Зараки поглядывал на Бьякую все собрание, а когда тот вышел из Первого отряда, встал у него на пути, сложил руки на груди.
— Эй, Бьякуя!
Бьякуя остановился, посмотрел на него в упор.
— Что тебе нужно, Зараки?
— Тебя нужно. Говорят, ты слабак, вот проверить решил, врут или правда, — ухмыльнулся он. Бьякуя поджал губы.
— Мне не до болтовни. Дай пройти.
— Или что? — Зараки уставился на него, прямо в глаза, серые, темные, как камни в реке. — Говорят, что ты самый слабый из Кучики и не чета деду Гинрею.
Бьякуя вздернул подбородок, на глаза упала тень.
— Дай пройти, или мне придется показать тебе, кто из нас слабак.
— Ну, так и покажи, нечего на меня смотреть, — Зараки не сдвинулся с места, Бьякуя положил пальцы на рукоять.
— Не думаю, что ты достаточно силен, чтобы поднять на меня меч.
Зараки ухмыльнулся.
— Проверим?
— У главы клана есть дела поважнее, чем сражаться с простолюдином, — холодно бросил Бьякуя, но рукоять чуть повернул. Воздух между опорами террасы наполнился силой, как устье реки водой, и она собиралась выплеснуться, перелиться через край. Зараки расправил плечи — он едва не расхохотался, так был счастлив в ту минуту. Перед ним стоял противник, достойный, равный. «Спасибо, Кучики Хисана, не ему, а мне подарок сделала», — подумал Зараки, а вслух сказал:
— Ты передо мной силу не выставляй, меня этим не проймешь. Если слабак, иди куда шел. С дедом тебе и рядом не стоять, а отец твой тоже был слабаком.
Бьякуя стиснул пальцы на рукояти, ткань перчаток натянулась, того гляди лопнет.
— Встретимся сегодня, между семьдесят восьмым и семьдесят девятым районами…
— Помню это место, — Зараки оскалился, закинул меч на плечо и отступил. — Часов в восемь, после ужина приходи. Смотри не потеряйся, господин Кучики.
Бьякуя прошел рядом с ним, едва не задев плечом.
— Я лучше тебя знаю Руконгай, — процедил сквозь зубы и направился по переходу к лестнице. А Зараки смотрел ему вслед и думал — ну вот Бьякуя, знатный человек, вроде бы все у него должно быть: и семья, и богатство, а он так же одинок и несчастлив, как самый последний бродяга из Руконгая.
— Ячиру, где ты там, вылезай что ли, — позвал Зараки. Ячиру показалась из-за плеча.
— Ух ты, как он злился, Кенпачик! — радостно воскликнула она. Зараки задумчиво кивнул.
— Да уж.
Солнце висело над лесом розовым шаром. Небо еще голубело вверху, а ближе к горизонту уже налилось красным. Сумерки стелились по земле, и только на верхушки деревьев еще падал свет. Прохлада пробиралась под косоде, бродила по спине, щипала шею, Зараки лежал в траве, вдыхая запах росы и тумана, слушал перекличку лесных птиц. Ждал. Он знал — Бьякуя не опоздает, явится точно как договорились. И действительно — тот не старался спрятать реяцу, Зараки почувствовал его издали, поднялся с земли, выпрямился во весь рост и обнажил меч. Бьякуя возник перед ним через мгновенье, быстрый, легкий, остановился в нескольких метрах. Хаори не было, но костяная заколка и шарф остались при нем. Бьякуя вытащил меч из ножен.
— Ты готов поплатиться за свои слова, Зараки Кенпачи? — процедил он. Зараки пожал плечами.
— Да запросто, — он отступил на шаг, Бьякуя сделал то же, поднял меч лезвием вверх:
— Цвети, Сенбонзакура!
Сотни тысяч лепестков взмыли вверх. Секунду Зараки любовался ими, впитывая силу, вспыхнувшую вместе с разлетевшимися лепестками, а потом ринулся вперед, а Бьякуя пустил лепестки ему навстречу. Ничего не осталось, кроме звона крови в ушах, распиравшего грудь безмерного, безнадежного счастья. Они схлестнулись, врубились друг в друга, зацепились взглядами и снова разлетелись.
Бьякуя отвел руку, лепестки отхлынули, и он тут же опять направил их вперед, а Зараки бросился на него.
Сколько они дрались, Зараки не знал, очнулся он, только когда солнце село и наступила ночь. Бьякуя тоже остановился, лепестки истаяли в темноте, он вернул клинку форму и убрал в ножны. Его грудь ходила ходуном, косоде разорвалось, штанина хакама лопнула до бедра, но Бьякуя ухмылялся, утирая кровь со скулы.
— Не убедительно, — бросил Бьякуя. Зараки хмыкнул в ответ.
— Завтра приходи, вот и убедишься. Я убью тебя, и клан останется без головы.
Ветер подул, Зараки сдернул косоде на пояс и размял плечи. Хорошо. Обернулся на полную луну, и ему показалось, что в ее свете скользнула тоненькая фигурка. Появилась и пропала высоко на пригорке. Бьякуя тоже посмотрел туда, но уже никого не заметил — Зараки знал. Ущербная луна освещала только траву на вершине и черную стену леса.
— Подумай лучше, кто займет твое место. Я не собираюсь становиться Кенпачи, — бросил Бьякуя, но еще раньше, чем Зараки успел ответить, сорвался в шунпо, Зараки дернулся было догнать, но поздно — Бьякуи и след простыл.
Зараки сел на траву, потом лег, закинув руки за голову. Ячиру с ним не было, где-то носилась. Он смотрел в небо, на крупные звезды. Ночь выдалась ясная.
На следующий день они снова встретились.
И снова до поздней ночи дрались, позабыв про время, про саму смерть, про все свои беды и своих женщин. Они жили только дракой, только друг другом, и это и была сама жизнь.
Когда небо посерело, на траву легла роса, они опомнились и убрали мечи. Бьякуя взглянул на потускневшую луну, покрытую щербинами, словно кусок тофу.
— Ты все еще слабак, — бросил он, — не старайся одолеть меня. Простолюдину, такому как ты, никогда не справиться с благородным.
— Шутишь? Да я тебя сделаю, — бросил в ответ Зараки. Бьякуя сел на траву, Зараки опустился рядом.
— Завтра.
— Да хоть сегодня.
Бьякуя взглянул на него. Наверное, понял, что сегодня уже наступило, солнце вставало над пригорком.
— Вечером.
Зараки кивнул — он не мог, да и не хотел отказывать, уж слишком лицо Бьякуи сейчас было открытым и счастливым. Брови, обычно сведенные у переносицы, разошлись, глаза смеялись, даже в рассветных сумерках было видно. В лесу запел соловей. Туман вымочил одежду, ложился на лицо, Зараки вытер капли со лба.
— Идет, — качнул он головой.
Бьякуя поджал губы и поднялся. А уходить медлил. Стоял так еще несколько минут, смотрел, как стирается диск луны, бледнеет на светлеющем небе, а потом в мгновение снялся с места и сам растаял, как та луна.
А Зараки подумал — где сейчас Хисана? Огляделся, но никого вокруг не было, только звери и птицы в лесу, шорохи в траве.
Каждый вечер день за днем Бьякуя приходил к нему на закате. Они сражались иногда до утра, не могли остановиться и расходились, когда светало.
Зараки один раз принес саке, и после драки они утирали кровь с лиц и пили молча. Не хватало только песни, чтобы высказать все, что лежало на сердце. Зараки не умел говорить много и красиво. Бьякуя молчал. Только однажды спросил его:
— А каково это — жить в Руконгае?
Зараки тогда ухмыльнулся в светлое небо, стукнул ладонью по колену.
— Одиноко, — ответил он. — И все время ищешь кого-то, чтобы не сдохнуть от тоски.
Бьякуя кивнул и вдруг усмехнулся.
— Мы не слишком-то различаемся.
Зараки взглянул на него. Глаза, темные, глубокие, снова улыбались. Тишина накрыла плотным покрывалом, все замерло вокруг, как часто бывает перед рассветом. Зараки ничего не ответил. Отвернулся и слушал, как мерно бьется собственное сердце. «Спасибо, Кучики Хисана, — думал он. — За то, что теперь я бы и без твоей просьбы...»
На следующий день Бьякуя не появился и через день не пришел. А спустя три дня к Зараки на террасу поднялся слуга, поклонился и, не разгибаясь, передал, что госпожа Хисана ждет его в поместье Кучики. Только непременно утром, как только начнется служба. Зараки выслушал молча, кивнул, махнул рукой. Мол, убирайся. А сам еще долго хмурился, и назавтра отправился к Кучики.
Его встретил старый дед, наверное, главный из слуг, и повел через усыпанную гравием площадку к мостику, а после мостика — вдоль речки. Зараки никогда не бывал в таких садах, и все тут казалось ему слишком кукольным и скучным. Слуга завел его на террасу и оставил у раздвинутых седзи.
Хисана лежала на футоне, закрытая одеялом до подбородка. Повернула голову, когда услышала шаги и слабо улыбнулась.
— Капитан Зараки, спасибо вам! Пожалуйста, не оставляйте Бьякую одного, когда я умру. Мне осталось чуть-чуть.
Зараки подошел, опустился рядом на колени.
— Зря ты умирать собралась, тебе еще надо пожить, — сказал он, положив ладонь ей на лоб.
Хисана ухмыльнулась, в глазах заплясали искры.
— Ничего. Зато я успела полюбоваться, как вы сражались.
Зараки кивнул.
— Видел тебя.
— А Бьякуя?
— Бьякуя нет. Но ему и не надо.
Хисана вздохнула с облегчением, а потом стиснула его руку совсем детскими пальцами и сунула в ладонь шелковый мешочек.
— Это вам. Не выкидывайте. Мой подарок за услугу.
Зараки хотел было обругать ее, какая еще услуга. Но только кивнул и сунул мешочек за пазуху. В нем что-то тихонько позвякивало и перекатывалось под пальцами.
— А теперь идите, — прошептала Хисана.
Тогда он и видел ее последний раз. Вернулся к себе, уселся на татами и развязал тесемку.
Ячиру крутилась рядом, подползла, уткнулась подбородком ему в колено.
— Ой, что это там такое! Кенпачик! Показывай, Ячиру любит подарки!
Зараки вытряхнул содержимое мешочка — на циновку перед ним высыпались серебряные колокольчики. Прозвенели, раскатились. Ячиру сразу схватила их в горсть и принялась рассматривать. Зараки почесал в затылке.
— Хм… И что мне с ними делать?
Ячиру поглядела на бубенцы, подкинула на ладошке, а потом взобралась ему на плечо и привязала один к прядке волос.
— Красота! Кенпачик, тебе идет! — провозгласила она. Зараки потрогал колокольчик и кивнул.
— Ну тогда цепляй все.
Хисана умерла в тот день, когда распустились первые цветы сливы. Зараки видел с крыши процессию, видел Бьякую, который провожал ее, и видел дым, когда сжигали тело. Зараки простился с Хисаной, положил меч на колени и долго смотрел, как вместе с дымом навсегда исчезает ее духовное тело, смешивается с воздухом Сейрейтея.
— Пусть там тебе будет лучше, Кучики Хисана, — сказал он. Ячиру всхлипнула, потерла кулачками глаза.
— Не реви, — нехотя протянул Зараки. Теперь ему надо было только придумать, как выполнить просьбу Хисаны. Она ведь велела ему не оставлять Бьякую одного. — Мы с тобой найдем его и всыпем по самое не балуйся. Чтоб тоже не ревел.
Зараки подхватил меч и поднялся. Он точно знал, что сдержит слово, чего бы ему это не стоило. Даже если Бьякуя будет против.
Дым рассеялся, процессия потянулась обратно, а Зараки спрыгнул с крыши, позвякивая колокольчиками на кончиках косиц.
@темы: Ичимару Гин, Фестовое, Bleach © Kubo Tite, ФБ-2013, Любимые мальчики, Bleach