В общем, об этом тексте я ни секунды не жалею, хотя писать было очень трудно.
В процессе укурился японской природой и разными деталями так, что до сих пор не отпускает. Добавил в текст фотографии из разных источников, которыми вдохновлялся - все не мои, я только позаимствовал. Песня тоже к идее имеет прямое отношение, соавтору-вдохновителю за всё спасибо)
Название: Сираками
Автор: Crystal Sphere, Кайто Сай
Пейринг/Персонажи: Гин/Изуру
Размер: 4350 слов
Жанр: мистика, драма, AU
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: маленький Кира с родителями приезжает на лето в деревню
Предупреждения: физическая смерть персонажа
читать дальшеЧасть 1.
Одним из первых детских воспоминаний Изуру было лето. Залитая солнцем веранда, запах дерева, тепло прогретых досок под ногами и радостное восхищение, разгоравшееся в груди при виде восхитительной громады леса, простиравшегося, насколько хватало взгляда, на многие мили вокруг.
Родители Изуру жили в городе. В начале лета они приезжали в деревню, чтобы навестить деда, и оставляли Изуру на его попечение до осени. Детей в деревне было немного, ровесников – ещё меньше. Общение не складывалось, и основную часть времени Изуру проводил один или с дедом.
Их дом стоял на краю деревни, расположенной в горной местности под названием Сираками на северо-западе острова Хонсю. Рядом с домом протекал ручей, а сразу за ним начинался лес. Деревья в нём были огромными, с высокими стволами и раскидистыми кронами. На вид им было несколько сотен лет, но никто не мог бы сказать точно – этот древний лес раскинулся здесь задолго до того, как появилась деревня.
Места были заповедными, о них ходило множество легенд. Дед нередко рассказывал их, когда они вдвоём гуляли по лесным тропинкам, и раз за разом Изуру узнавал всё больше удивительных вещей, не дававших покоя его воображению. Лес казался ему загадочным существом, полным тайн – он восхищал, завораживал и разжигал любопытство.
В тот день Изуру проснулся очень рано. Во двор залетела лесная птица и пела так громко, что Изуру не мог дольше спать. Он выбрался из постели, оделся и вышел во двор.
Пение доносилось из зарослей кустарника на берегу ручья. Стараясь двигаться бесшумно, Изуру подкрался ближе и смог рассмотреть крохотную птицу с коротким вздёрнутым хвостом, снующую среди ветвей. Птица замерла, выдала несколько замысловатых трелей и скрылась в густой листве на другом берегу ручья.
«Крапивник!» – мелькнуло в голове Изуру. Маленькая птица-божество из дедовых рассказов о древних айнах, живших когда-то на этой земле. Дед показывал её однажды, но понаблюдать тогда не удалось: слишком проворно она перемещалась и почти сразу исчезла из виду, затерявшись в лесной чаще.
Заблудиться в лесу Изуру не боялся. Он считал его своим другом и удержаться, не последовать за сказочной птицей не мог. Крапивник перелетал с ветки на ветку, выводя всё новые трели – Изуру крался следом, стараясь не спугнуть и рассмотреть поближе. Крошечная птица, коричневато-бурые перья – казалось бы, ничего особенного, но Изуру не мог отвести взгляд. Он не заметил, как тропинка осталась в стороне.
Песня крапивника доносилась из оврага, густо поросшего шиповником и тёрном. Выбрав пологий склон, Изуру осторожно спустился вниз и прислушался, вглядываясь в переплетение ветвей.
Песня стихла. Наступила тишина, не нарушаемая даже шумом ветра. Кроны вековых буков смыкались высоко над головой, образуя плотный купол, внутри которого царило безмолвие.
По дну оврага стелился туман, пахло сыростью. Крапивника нигде не было видно. Побродив немного среди колючих кустов, Изуру, поёживаясь от холода, начал взбираться обратно.
Подниматься по склону было труднее, чем спускаться. Овраг оказался глубже, нежели представлялось вначале; ноги скользили, и несколько раз Изуру едва не съехал вниз, цепляясь за выступающие корни и низко растущие ветки. Наконец, исцарапанный, с изодранными рукавами и перепачканными коленями, Изуру выбрался на ровную поверхность.
Оглядевшись, он попытался вспомнить, с какой стороны пришёл, но все деревья вокруг были одинаковыми, словно величественные колонны, и Изуру, к своему ужасу, понял, что заблудился. Стараясь не поддаваться панике, он пошёл в ту сторону, где лес казался светлее.
Тишина давила на плечи, саднили оцарапанные локти и ладони, в палец впилась заноза, и, кажется, не одна, но Изуру не давал себе отдыха ни на минуту. Он спотыкался, падал, бросаясь в просветы между деревьями, когда ему казалось: вот она, деревня! – но это была лишь поляна. На глаза наворачивались злые слёзы, Изуру сердито шмыгал носом, укоряя себя за слабость, и снова поднимался, чтобы идти вперёд.
Иногда он слышал голоса – вроде бы, совсем рядом – но никого не находил. Вокруг, по-прежнему, было безлюдно, лишь мрачно темнел недавно казавшийся таким дружелюбным лес. Рассеянный свет, едва проникавший сквозь густые кроны, постепенно тускнел, от земли поднимался туман, за деревьями мелькали смутные тени, вспыхивали чьи-то глаза.
Внезапно перед Изуру открылась поляна, на которой возвышался храм. Не помня себя от радости, Изуру бросился к нему, уверенный, что уж теперь-то он спасён, что здесь получит помощь, но его надеждам не суждено было сбыться: храм оказался заброшен.
Полуразрушенный храм представлял собой печальное зрелище. Уцелевшими казались только украшавшие его П-образные ворота в виде арки с двумя перекладинами. Подойдя к ним, Изуру сел на землю и заплакал. Ему не было страшно, только очень обидно, как бывает, когда предал друг.
Обычно Изуру не плакал, но сейчас он настолько устал и отчаялся, что держаться уже не было сил. Закрыв глаза, он позволил слезам катиться, лишь иногда всхлипывая и вытирая лицо тыльной стороной ладоней.
Рядом хрустнула сухая ветка. Изуру решил, что ему показалось, но шорох раздался снова, и Изуру поднял лицо. Перед ним стоял мальчик, на вид ровесник, худой и нескладный, с необычно белой для японца кожей и светло-пепельными волосами, в беспорядке падавшими на лоб. Мальчик щурил раскосые глаза и растягивал губы в широкой улыбке, отчего был похож на лису.
«Ушек не хватает», – отстранённо подумал Изуру, забыв про слёзы.
– Как тебя зовут? – произнёс, тем временем, мальчик, растягивая «у» и не переставая улыбаться.
– Кира Изуру, – ответил Изуру, попытавшись подняться на ноги, чтобы вежливо поклониться.
– Красивое имя, Изуру, – прозвучало внезапно так близко, что чужое дыхание коснулось виска. – Я Гин, – сообщил мальчик ему в самое ухо, и на мгновение Изуру показалось, что его обнюхивают.
Изуру озадаченно моргнул, выходя из оцепенения, и уставился на протянутую ему руку.
– Спасибо, – поблагодарил он, принимая помощь. И, улыбнувшись, смущённо добавил: – Я погнался за крапивником и заблудился. Не мог бы ты показать мне выход из леса?
Не отпуская улыбку с лица, а руку Изуру – из своей руки, Гин склонил голову набок и стоял неподвижно, рассматривая его сквозь плотно сомкнутые веки.
В том, что его рассматривают, Изуру не сомневался: у него мурашки бежали по спине от такого внимания.
Но Гин вдруг кивнул, перехватил его руку за запястье и потянул за собой.
– Пойдём, я покажу тебе выход, – сказал он, как ни в чём не бывало.
Изуру повиновался.
– Тебе нравятся птицы? – поинтересовался Гин, легко продвигаясь по лесу, уверенно ведя Изуру за собой.
– Да, – просто ответил Изуру. – Они красиво поют, особенно крапивник. Но в этом лесу их мало.
– Это буковый лес, – уточнил Гин, будто это всё объясняло – вероятно, так оно и было. – Мне нравятся листья. Нравится слушать, как они шуршат.
Изуру невольно улыбнулся, представив шорох листьев и Гина, затаившегося среди этой звенящей тишины. Он ускорил шаг, стараясь не отставать.
– И мне, – наконец, ответил он, поддерживая разговор. – Нравится смотреть, как они кружат в воздухе. И иногда – ловить.
Улыбка Гина, казалось, стала ещё шире, а пальцы скользнули по запястью и сцепились с пальцами Изуру в замок. Всю оставшуюся дорогу он болтал без умолку, рассказывая Изуру про птиц, которых ему доводилось увидеть в этом лесу. Он улыбался, хитро щурил лисьи глаза, а Изуру слушал, и лес уже не казался ему зловещим. Мягко светило закатное солнце, и пальцы Гина были тёплыми в его руке.
Вскоре они вышли на тропинку, и Изуру осмелился задать вопрос, который уже некоторое время не давал ему покоя.
– Ты ведь не из деревни? – он не знал почему, но мысль о том, что они могут больше не увидеться, казалась ему грустной.
Гин повернул голову, прищуренные глаза на мгновенье открылись, и Изуру поймал пристальный взгляд, словно просвет прозрачно-голубого неба сквозь пелену облаков.
«Такого взгляда не бывает у людей», – мелькнула торопливая, словно чужая мысль.
– Нет.
Изуру замер, захваченный этой мыслью врасплох. Он смотрел на Гина – и будто сквозь него.
– Сира… ками. Сираками-Санти. «Горные земли белого бога» – так говорит название этих мест. Ты ведь не…
Гин мотнул головой, светлые волосы рассыпались по лбу. Изуру улыбнулся, отбросив странные мысли.
– Могу я увидеть тебя снова? – спросил он.
– Конечно. Приходи, я буду здесь, – беспечно ответил Гин.
Изуру снова улыбнулся и кивнул.
– Я приду.
Остаток дня Изуру провёл с дедом, упрекнувшем его за долгое отсутствие, но и только. О своей погоне за крапивником и встрече с Гином Изуру не рассказал – он сам не понимал, почему. А на следующий день, с утра пораньше, вновь собрался в лес.
Когда Изуру вышел из комнаты, дед сидел на энгаве и пил чай. Поздоровавшись, Изуру замер в растерянности – впервые ему было что скрывать.
Но дед, казалось, не замечал его неловкости. Улыбнувшись, он, как всегда, пригласил Изуру присесть рядом. Передавая ему чашку с чаем, дед заговорил, словно продолжая давно начатую беседу.
– Когда мне было немногим больше, чем тебе сейчас, в лесу был храм. Но священников донимали йокаи, и, устав с ними бороться, бедняги сдались и ушли, а храм разрушила торжествующая нечисть. Только ворота остались – мне довелось набрести на них несколько раз. Об этих воротах ходят нехорошие слухи, так что, если увидишь, не проходи через них. Иначе можешь не найти дорогу назад.
Допив свой чай, дед ласково потрепал Изуру по волосам и ушёл в дом, а Изуру вскочил и помчался так быстро, как мог, словно лес тянул его к себе с непреодолимой силой.
Изуру оставался в деревне всё лето. Дни напролёт он проводил с Гином и приходил домой, только чтобы поесть, помыться и провалиться до рассвета в короткий летний сон, а утром снова убегал в лес.
В последние дни августа приехали родители, пришло время возвращаться домой. Изуру очень трудно переживал отъезд и долго не мог привыкнуть к городской жизни. Он стал замкнутым, мысленно возвращаясь и подолгу оставаясь в прошедшем лете. Все занятия казались скучными, время тянулось бесконечно долго. В апреле Изуру пошёл в школу.
Знания давались ему легко, и он много времени проводил за книгами. За весной пришло лето и предвкушение летних каникул. События прошлого года, отошедшие на задний план с началом учебного года, теперь вспоминались всё чаще.
В деревню Изуру ехал со странным чувством. Он знал, что может больше не увидеть Гина, и тогда лето будет совсем не похоже на предыдущее. Дорога занимала несколько часов, Изуру молчал, задумчиво глядя в окно на проносившийся мимо пейзаж.
В деревне ничего не изменилось. Изуру обошёл дом и вернулся во двор. Лес манил его. Сообщив родителям и деду, что хочет размяться после долгой дороги, Изуру бегом направился к опушке.
Он бежал по знакомым тропинкам и чувствовал, что летит. Это чувство было настолько сильным, что Изуру едва мог справиться с ним.
Гин появился не сразу. Изуру успел обойти почти все места, где они играли прошлым летом – оставалось одно. Добравшись туда, Изуру растянулся на земле под огромным буком и закрыл глаза.
– Гин, где же ты? – сказал он вслух.
Над головой шелестели листья. Изуру прислушался к ним, стараясь раствориться в звуке, который так любил Гин. Шелест бесчисленного множества листьев наполнил его, ему казалось, что он слышит дыхание каждого дерева в этом лесу. В этот миг Изуру чувствовал себя духом леса, неотъемлемой частью его.
– Тебя долго не было, Изуру, – прозвучало над ухом, и Изуру открыл глаза.
Изуру был уверен, что так будет всегда. Каждый год с наступлением летних каникул он возвращался в деревню, каждый год оставался с Гином до наступления осени. Время летело, но их дружба оставалась неизменной. Изуру было шестнадцать, когда он обнаружил, что смотрит на Гина снизу вверх. За прошедший год Гин вытянулся, в его осанке появились вкрадчивость и гибкость, притягивающие взгляд. В тот год Изуру с удивлением отметил, что и сам вырос и стал шире в плечах.
На следующий год весной, когда Изуру перешёл в последний класс старшей школы, внезапно заболел и умер его дед. Изуру вместе с родителями приехал в деревню, чтобы попрощаться с ним. Выбраться в лес он смог только поздно ночью, но отчего-то был уверен, что Гин будет ждать его.
Они почти не разговаривали, Изуру был расстроен и подавлен. Гин привёл его в храм на поляне, проведя по тропе с другой стороны от ворот. Разрушенный на вид, храм оказался вполне уютным жилищем внутри.
То, что происходило дальше, Изуру мог бы назвать безумием, если бы его волновали определения. Но ему достаточно было того, что Гин был близко, как никогда раньше. Так близко, что их дыхание смешивалось и кожа касалась кожи.
Гин первый полез целоваться. Изуру с готовностью отвечал, одной рукой зарывшись в его волосы, другой яростно прижимая его к себе. То, как они справлялись с последствиями поцелуев, Изуру старался не вспоминать – от тех воспоминаний последствия возвращались с новой силой. Думать о чём-то или ком-то, кроме Гина, у него ещё долго не получалось.
Он приехал снова в июле, когда начались летние каникулы, но на этот раз остаться до осени ему не позволили. Деда больше не было, и как ни убеждал Изуру, что он уже взрослый и может жить один, родители были твёрдо настроены забрать его с собой. Последним аргументом стали слова отца о том, что Изуру действительно уже не ребёнок, что это его заключительный год в школе и настала пора задуматься о будущем. Их семья никогда не была зажиточной, и этим летом Изуру предстояло найти работу.
В этот раз Изуру провёл в деревне только полторы недели.
Работа при госпитале была механической. Изуру следил за порядком в лаборатории, мыл пробирки и выполнял разные поручения. На выходные он уезжал в деревню – родители согласились отпускать его, признав, что если он достаточно взрослый, чтобы работать, то и отдыхать может по своему усмотрению. Заработанных денег хватало на дорогу и еду, оставшуюся сумму он отдавал родителям.
Встречи с Гином были единственным, что радовало его, но необходимость постоянно расставаться омрачала эту радость. Дорога в деревню занимала около трёх часов, он приезжал в субботу утром и уезжал в воскресенье вечером. Неполных два дня – так мало, но тем ценнее они были для него.
В сентябре началась учёба, и поездки в деревню прекратились. Этот год показался Изуру невообразимо долгим и безрадостным. Нагрузка в школе возросла – весной предстоял общенациональный экзамен и поступление в университет. Изуру сосредоточился на занятиях и старался не думать о лете, чтобы хоть как-то примириться с реальностью, в которой его устремления к Гину были неуместны и неосуществимы. Учителя хвалили его, отец одобрительно молчал, но во взгляде проскальзывала тревога, и только мама иногда с грустью замечала ему, что он совсем перестал улыбаться. Тогда Изуру улыбался ей и говорил, что всё в порядке. А потом обкладывался книгами и не выходил из своей комнаты сутками. Ему нужен был хотя бы глоток свободы, но даже этого глотка у него сейчас не было.
С окончанием школы жизнь Изуру изменилась. Сдав общенациональный экзамен с высоким баллом, Изуру подал заявление в несколько престижных университетов страны, в том числе императорский университет Тохоку в Сендае.
Третий старейший по дате основания после Киотского и Токийского, национальный университет Тохоку отдавал приоритет исследовательской деятельности и следовал принципам открытости и практической направленности исследований и образования.
В этом университете познакомились родители Изуру: его отец был студентом по обмену из Скандинавии, мама – японка, приехавшая учиться в Сендай из Акиты, куда, по окончании университета, и переехала образовавшаяся семья.
Получив допуск к вступительным экзаменам в Тохоку дайгаку, Изуру приложил максимум усилий для достижения цели, и его старания не были напрасны – он был принят. Оставив родной город и довольных успехами сына родителей, Изуру переехал в Сендай.
С жильём сложилось удачно: для Изуру нашлась комната в студенческом общежитии. Изуру выбрал медицинский факультет и посвящал учёбе большую часть времени, не забывая, тем не менее, изучать новое место обитания – город Сендай был красив.
Четыре месяца занятий пролетели, как один день. В августе начались каникулы, и Изуру получил долгожданную возможность поехать в деревню. Родители хотели увидеть его, поэтому решено было, что Изуру приедет к ним, и вместе они отправятся в деревню. Они – на несколько дней, он – до конца каникул.
До дома было два часа пути по скоростной линии синкансен. Потом – тёплый семейный ужин и разговоры. В ту ночь Изуру долго лежал без сна: возвращение домой и мысли о Гине радовали и волновали одновременно.
После полуночи пошёл дождь: тяжёлые капли стучали по стеклу, шуршали за окном. Убаюканный мерным шумом дождя, Изуру уснул.
Наутро выехали рано. Большую часть пути удалось преодолеть без затруднений, но на одном из горных участков попали в ливень. Отец Изуру увидел приближающийся на высокой скорости автомобиль, появившийся из-за крутого поворота дороги и следовавший по встречной полосе. Он выкрутил руль, уходя в сторону – водитель встречного автомобиля сделал то же самое. Изуру не успел даже испугаться.
Часть 2.
Изуру вытянулся на футоне и закрыл глаза. В виске пульсировала боль, ныла спина.
«Чёртовы экзамены, – устало подумал он. – Всего третий год. Осталось ещё столько же. Зачем я пошёл на медицинский?»
Двигаться не хотелось. Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, Изуру попытался вспомнить, как радовался, когда узнал о том, что зачислен в один из лучших университетов, что будет жить в Сендае…
Вспоминая об этом, Изуру задремал.
Он ступал босиком по прогретым доскам, щуря глаза от яркого света. Было тепло, хотелось остаться там подольше, но Изуру спешил, ему скорее нужно было добраться… куда?
Щёлкнула входная дверь, Изуру вздрогнул и проснулся. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к знакомым звукам: в раковине поплескалась и стихла вода, зашумел, разогреваясь, чайник, открылась и закрылась дверца холодильника…
Изуру снова начал проваливаться в сон и пропустил момент, когда в комнате появился Шухей. Проходя мимо Изуру, он поставил кружку с чаем в изголовье его футона, вторую – рядом с собой.
– Неважно выглядишь, – заметил он, выкладывая из сумки тетради и усаживаясь на пол среди них. – Как подготовка, уже всё выучил?
Изуру криво улыбнулся.
– Местами.
– Твоё «местами» означает «с любого места наизусть», я прав?
Шухей открыл первый попавшийся конспект на середине, наморщил лоб и принялся читать, бормоча себе под нос для лучшего запоминания.
Какое-то время сидели тихо: Изуру пил чай, Шухей читал.
– Ты преувеличиваешь, – нарушил молчание Изуру. – Спасибо.
– …А? Ты что-то сказал? – Шухей отвлёкся от конспекта.
– Нет, всё отлично, – Изуру поднялся и похлопал его по плечу. – Продолжай в том же духе, у тебя получается. Пойду, подышу воздухом, а то я сегодня не выходил.
Воспоминания о родителях были чёрно-белыми и без звука. Прямой серьёзный взгляд отца, улыбка матери, семейный ужин и горная дорога через лес. Прошло почти три года со дня аварии, похоронившей самых близких ему людей. Он сумел выжить в тот день, но иногда ему казалось, что прежний Изуру ушёл вместе с ними навсегда.
Прогуливаясь, Изуру добрёл до парка.
– Гин, куда мы идём?
– Скоро увидишь.
Дорога была ровной и широкой, но по мере продвижения вверх становилась всё уже, затем вдруг ушла во впадину, а потом снова устремилась круто вверх.
– Гин, давай отдохнём?– Изуру чувствовал, что порядком устал.
– Иди сюда. Смотри, – Гин улыбался, стоя наверху тропинки, протягивая ему руку.
Изуру ухватился за неё, преодолевая последнюю пару шагов, и оказался вплотную к Гину.
Гин указывал на что-то, но Изуру зажмурил глаза…
«Водопады… в тот день он показал мне целый каскад водопадов. А я вспоминал минуту, когда сам взял его за руку…»
Усевшись на скамейку, Изуру задумался, глядя на воду. Водная гладь переливалась под солнечными лучами и действовала почти гипнотически.
– Синее озеро? Но разве не все озёра синие?
– Возможно, – Гин рассмеялся. – Когда ты увидишь его, ты поймёшь.
Озеро было не просто синее. Сквозь идеально прозрачную поверхность, переливавшуюся всеми оттенками синего, отчётливо было видно коряги, корни и маленьких рыбок у дна. Изуру даже засомневался: вода ли это? Зрелище завораживало. Он наклонился ниже, держась за ветку, и внезапно потерял опору – нога заскользила по траве. Мгновенный укол страха – сердце ударилось о рёбра изо всех сил, а в следующий миг Изуру был пойман и упал назад.
Приземление оказалось мягким. Изуру понял, что лежит на Гине, и попытался откатиться в сторону – не удалось. Гин держал его, сомкнув руки в замок на солнечном сплетении.
– Ну и как тебе озеро? – привычно растягивая гласные, поинтересовался он.
Изуру почувствовал, что краснеет…
– Очнись! Да очнись же! – полный тревоги голос звенел в ушах.
Изуру открыл глаза. Было темно, парк был пуст. Впереди в нескольких метрах чернело озеро, отражая свет фонарей, а прямо перед ним стоял Шухей и тряс его за плечи.
– Прости. Кажется, я заснул.
Подобные сны Изуру видел и раньше. В последнее время они приходили каждый раз, когда Изуру хоть ненадолго отключался. Очень скоро он понял, что это не сны, а воспоминания. Обычно это были родители, прогретый солнцем пол на веранде, лес и Гин – улыбчивый светловолосый мальчишка, с которым, судя по всему, Изуру проводил немало времени.
Иногда Изуру гадал, где сейчас Гин, помнит ли его. Он вспомнил старый дом на опушке леса. Деда, которого давно не было в живых. Связавшись с бывшим опекуном, Изуру узнал, что дом по-прежнему принадлежит семье Кира.
«Надо бы съездить туда, – думал Изуру, засыпая. – Я совсем забыл о нём. Забыл что-то важное…»
Они шли по каньону, стены которого были вымощены серым и коричневым камнем. Гин шёл впереди. Заметив огромный серый камень с плоской поверхностью, Гин взобрался на него и прилёг, будто устал. Сейчас он напоминал большую белую ящерицу, греющуюся на солнце. Изуру сел рядом. Вид лежащего на камне Гина вызывал в нём необъяснимое беспокойство. Хотелось поднять его, растормошить, заставить снова идти вперёд.
– Ты устал? – спросил Изуру.
Гин не ответил.
Тогда Изуру потянулся к нему и осторожно провёл ладонью по лицу, убирая волосы со лба. Глаза Гина были распахнуты, безжизненный неподвижный взгляд устремлён в небо.
Изуру дёрнулся, как от удара, и сел в постели, часто дыша. Наверное, он что-то крикнул, потому что Шухей приподнялся на локтях и глядел на него со своего футона.
– Кошмар приснился?
– Да. Прости, что разбудил.
Шухей выудил из-под подушки телефон, взглянул и положил обратно.
– Да ничего. Всё равно вставать через полчаса.
Изуру выпутался из одеяла.
– Я в душ. Поспи ещё, я, если что, разбужу.
– Ладно.
Вода привела Изуру в чувство, но, в то же время, пробудила новую порцию мыслей и воспоминаний. Выйдя из душа, Изуру быстро оделся и сложил в сумку всё необходимое. Конспекты и книги в это число не входили.
– Куда это ты собрался? – прозвучал за спиной удивлённый голос. Шухей не спал.
Изуру напрягся.
– На экзамен, куда же ещё.
– Ну да, с походным рюкзаком. Ты точно ничего не хочешь рассказать? Я ведь не слепой.
Изуру помолчал немного, обернулся.
– Не сейчас.
По взгляду Шухея он видел, что тот готов настаивать, и поднял руку в останавливающем жесте.
– Давай потом, ладно?
Шухей смотрел внимательным цепким взглядом, в котором ясно читалось беспокойство.
– Хорошо. Но скажи, хотя бы, когда ты вернёшься. Могу же я знать?
Изуру качнул головой. У него не было ответа на этот вопрос.
Подходя к дому, Изуру не мог унять волнения. Он был готов к тому, что это место стало чужим за время его отсутствия. Но оно было именно таким, каким и помнил его Изуру. Лишь отдельные детали указывали на то, что в нём живут другие люди – дом сдавался внаём. В саду цвели фруктовые деревья, на веранде играли дети. Изуру снова вспомнил, какие тёплые под ногами те доски, когда утром их прогревает солнце.
Беспокоить людей не хотелось, но пожилой мужчина, возившийся на участке, заметил его и подошёл сам. Изуру представился, сказал, что жил здесь раньше. На предложение войти в дом ответил вежливым отказом, сославшись на то, что приехал прогуляться по лесу и навестить друга. Хозяин не стал настаивать, но пригласил заглянуть на обратном пути. Изуру вежливо его поблагодарил и отправился в лес.
Ноги сами вынесли его на ту поляну, где он впервые встретил Гина. Изуру позвал его раз, потом ещё и ещё, но лес оставался безмолвен. Изуру казалось, что он чувствует на себе взгляд, оборачивался, но вокруг никого не было. Он продолжал звать Гина снова и снова, а когда устал, то сел под деревом и закрыл глаза, положив голову на руки.
– Гин. Я не уйду, пока не увижу тебя, – произнёс он шёпотом.
– Изуру. Тебе не следовало приходить, – прозвучало в ответ, и Изуру вскинул лицо.
Гин стоял перед ним.
Он был такой же, как всегда, только взрослый. С привычной жутковатой улыбкой в пол-лица и прищуренными глазами, неестественно тонкими руками, бледной до прозрачности кожей и почти белыми волосами, рассыпавшимися по лбу. Наверное, нужно было испугаться – любой испугался бы – но не Изуру.
В дороге он много раз представлял себе эту встречу, подбирая нужные слова, но все они забылись, когда пришло время что-то сказать. В образовавшуюся пустоту хлынула лавина эмоций и забытых воспоминаний.
Он молча смотрел на Гина и понимал, насколько важно для него то, что оказалось похоронено в завалах памяти в тот злополучный день три года назад, и как пугает его мысль о том, что он мог никогда этого не вспомнить.
– Меня долго не было, – наконец начал он, сжимая в кулаки немеющие от волнения пальцы. – Это не потому, что не хотел приезжать. Кое-что произошло… много всего. Но теперь я вернулся.
Изуру замолчал, говорить было очень трудно. Он напряжённо всматривался в знакомые черты, не в силах отвести взгляд. Ему казалось, что от фигуры Гина исходит едва заметное свечение.
– Мы были детьми, Изуру. Всё в прошлом, – Гин отвернулся, словно избегая его взгляда.
Изуру сделал шаг вперёд, Гин отступил назад.
– Всё было несерьёзно. Между нами нет ничего общего. Возвращайся и живи человеческой жизнью, – добавил он.
Изуру словно громом оглушило: «Человеческой жизнью? Вот оно!»
Эта мысль постоянно ускользала, но теперь Изуру понял, что не давало ему покоя, когда он думал о Гине всё это время.
Гин успел сделать несколько шагов, но слова Изуру заставили его остановиться.
– Не человек.
– Что?
– Я всё знаю. Ты не человек. Но это неважно. Я сыт человеческой жизнью. Позволь мне остаться тобой.
Гин молчал. Прошла минута или две, прежде чем он заговорил.
– Я хотел похитить тебя, когда ты был ребёнком. Это я сделал так, что ты заблудился. Но люди должны жить с людьми. Тебе нечего делать в мире духов, Изуру. Прощай.
Он сделал шаг и растворился среди деревьев.
Изуру бежал и кричал его имя, а ветки хлестали его по лицу, цеплялись и рвали одежду. Изуру помнил, как заблудился в этом лесу впервые, каким недружелюбным может быть этот лес, но сейчас это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме одного: он хотел вернуть Гина.
– Постой. Пожалуйста, послушай меня. Не уходи. Гин! – запнувшись о корни деревьев, Изуру упал, скатился с крутого пригорка, собирая кочки.
– Не смей бросать меня здесь! – со злостью выкрикнул он, ударяя кулаками о землю, вцепляясь в неё ногтями. – Как ты не понимаешь? Я не могу жить в мире людей! Я проклят!
Опустив голову, он тяжело дышал, глядя перед собой.
– За все те долгие годы… ты привязал к своему миру, к себе.
Он поднял голову, уже почти не надеясь, но упрямо не желая сдаваться, и замер: Гин завис над ним. Он не касался земли, словно парил над поверхностью, в украшенном узорами просторном кимоно, не скрывавшем пушистого белого хвоста. Длинные тонкие пальцы заканчивались заострёнными ногтями, из светлых волос виднелись лисьи ушки.
– Гин, – потрясённо выдохнул Изуру и потянулся к нему.
О пропаже Изуру было заявлено в полицию на третий день после его отъезда. Неизвестно, сколько продолжались бы поиски, если бы арендатор дома, видевший Изуру последним, не позвонил его родственникам в Акиту.
Тело Изуру нашли в лесу. На нём не было никаких повреждений, кроме царапин и ссадин: просто остановилось сердце.
На похоронах были только родственники и друзья из университета.
Момо плакала, прижав стиснутые в кулак пальцы ко рту. Ренджи хмурился и переминался ноги на ногу, поддерживая её одной рукой за плечи. Шухей стоял с непроницаемым лицом, и на него было больно смотреть.
Камень, украшенный статуей Дзидзо и цветами, стакан для благовоний, чашечка с водой – всё, что осталось в память о пройденном земном пути. Друзья Изуру приходили сюда не раз и годы спустя.
Изуру об этом не знал. Он был счастлив.
Он летел над лесом, над горами. У него были маленькие рожки, копытца и Гин.
Гин летел рядом с ним.
URL записиАвтор: Crystal Sphere, Кайто Сай
Пейринг/Персонажи: Гин/Изуру
Размер: 4350 слов
Жанр: мистика, драма, AU
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Саммари: маленький Кира с родителями приезжает на лето в деревню
Предупреждения: физическая смерть персонажа
читать дальшеЧасть 1.
Одним из первых детских воспоминаний Изуру было лето. Залитая солнцем веранда, запах дерева, тепло прогретых досок под ногами и радостное восхищение, разгоравшееся в груди при виде восхитительной громады леса, простиравшегося, насколько хватало взгляда, на многие мили вокруг.
Родители Изуру жили в городе. В начале лета они приезжали в деревню, чтобы навестить деда, и оставляли Изуру на его попечение до осени. Детей в деревне было немного, ровесников – ещё меньше. Общение не складывалось, и основную часть времени Изуру проводил один или с дедом.
Их дом стоял на краю деревни, расположенной в горной местности под названием Сираками на северо-западе острова Хонсю. Рядом с домом протекал ручей, а сразу за ним начинался лес. Деревья в нём были огромными, с высокими стволами и раскидистыми кронами. На вид им было несколько сотен лет, но никто не мог бы сказать точно – этот древний лес раскинулся здесь задолго до того, как появилась деревня.
Места были заповедными, о них ходило множество легенд. Дед нередко рассказывал их, когда они вдвоём гуляли по лесным тропинкам, и раз за разом Изуру узнавал всё больше удивительных вещей, не дававших покоя его воображению. Лес казался ему загадочным существом, полным тайн – он восхищал, завораживал и разжигал любопытство.
В тот день Изуру проснулся очень рано. Во двор залетела лесная птица и пела так громко, что Изуру не мог дольше спать. Он выбрался из постели, оделся и вышел во двор.
Пение доносилось из зарослей кустарника на берегу ручья. Стараясь двигаться бесшумно, Изуру подкрался ближе и смог рассмотреть крохотную птицу с коротким вздёрнутым хвостом, снующую среди ветвей. Птица замерла, выдала несколько замысловатых трелей и скрылась в густой листве на другом берегу ручья.
«Крапивник!» – мелькнуло в голове Изуру. Маленькая птица-божество из дедовых рассказов о древних айнах, живших когда-то на этой земле. Дед показывал её однажды, но понаблюдать тогда не удалось: слишком проворно она перемещалась и почти сразу исчезла из виду, затерявшись в лесной чаще.
Заблудиться в лесу Изуру не боялся. Он считал его своим другом и удержаться, не последовать за сказочной птицей не мог. Крапивник перелетал с ветки на ветку, выводя всё новые трели – Изуру крался следом, стараясь не спугнуть и рассмотреть поближе. Крошечная птица, коричневато-бурые перья – казалось бы, ничего особенного, но Изуру не мог отвести взгляд. Он не заметил, как тропинка осталась в стороне.
Песня крапивника доносилась из оврага, густо поросшего шиповником и тёрном. Выбрав пологий склон, Изуру осторожно спустился вниз и прислушался, вглядываясь в переплетение ветвей.
Песня стихла. Наступила тишина, не нарушаемая даже шумом ветра. Кроны вековых буков смыкались высоко над головой, образуя плотный купол, внутри которого царило безмолвие.
По дну оврага стелился туман, пахло сыростью. Крапивника нигде не было видно. Побродив немного среди колючих кустов, Изуру, поёживаясь от холода, начал взбираться обратно.
Подниматься по склону было труднее, чем спускаться. Овраг оказался глубже, нежели представлялось вначале; ноги скользили, и несколько раз Изуру едва не съехал вниз, цепляясь за выступающие корни и низко растущие ветки. Наконец, исцарапанный, с изодранными рукавами и перепачканными коленями, Изуру выбрался на ровную поверхность.
Оглядевшись, он попытался вспомнить, с какой стороны пришёл, но все деревья вокруг были одинаковыми, словно величественные колонны, и Изуру, к своему ужасу, понял, что заблудился. Стараясь не поддаваться панике, он пошёл в ту сторону, где лес казался светлее.
Тишина давила на плечи, саднили оцарапанные локти и ладони, в палец впилась заноза, и, кажется, не одна, но Изуру не давал себе отдыха ни на минуту. Он спотыкался, падал, бросаясь в просветы между деревьями, когда ему казалось: вот она, деревня! – но это была лишь поляна. На глаза наворачивались злые слёзы, Изуру сердито шмыгал носом, укоряя себя за слабость, и снова поднимался, чтобы идти вперёд.
Иногда он слышал голоса – вроде бы, совсем рядом – но никого не находил. Вокруг, по-прежнему, было безлюдно, лишь мрачно темнел недавно казавшийся таким дружелюбным лес. Рассеянный свет, едва проникавший сквозь густые кроны, постепенно тускнел, от земли поднимался туман, за деревьями мелькали смутные тени, вспыхивали чьи-то глаза.
Внезапно перед Изуру открылась поляна, на которой возвышался храм. Не помня себя от радости, Изуру бросился к нему, уверенный, что уж теперь-то он спасён, что здесь получит помощь, но его надеждам не суждено было сбыться: храм оказался заброшен.
Полуразрушенный храм представлял собой печальное зрелище. Уцелевшими казались только украшавшие его П-образные ворота в виде арки с двумя перекладинами. Подойдя к ним, Изуру сел на землю и заплакал. Ему не было страшно, только очень обидно, как бывает, когда предал друг.
Обычно Изуру не плакал, но сейчас он настолько устал и отчаялся, что держаться уже не было сил. Закрыв глаза, он позволил слезам катиться, лишь иногда всхлипывая и вытирая лицо тыльной стороной ладоней.
Рядом хрустнула сухая ветка. Изуру решил, что ему показалось, но шорох раздался снова, и Изуру поднял лицо. Перед ним стоял мальчик, на вид ровесник, худой и нескладный, с необычно белой для японца кожей и светло-пепельными волосами, в беспорядке падавшими на лоб. Мальчик щурил раскосые глаза и растягивал губы в широкой улыбке, отчего был похож на лису.
«Ушек не хватает», – отстранённо подумал Изуру, забыв про слёзы.
– Как тебя зовут? – произнёс, тем временем, мальчик, растягивая «у» и не переставая улыбаться.
– Кира Изуру, – ответил Изуру, попытавшись подняться на ноги, чтобы вежливо поклониться.
– Красивое имя, Изуру, – прозвучало внезапно так близко, что чужое дыхание коснулось виска. – Я Гин, – сообщил мальчик ему в самое ухо, и на мгновение Изуру показалось, что его обнюхивают.
Изуру озадаченно моргнул, выходя из оцепенения, и уставился на протянутую ему руку.
– Спасибо, – поблагодарил он, принимая помощь. И, улыбнувшись, смущённо добавил: – Я погнался за крапивником и заблудился. Не мог бы ты показать мне выход из леса?
Не отпуская улыбку с лица, а руку Изуру – из своей руки, Гин склонил голову набок и стоял неподвижно, рассматривая его сквозь плотно сомкнутые веки.
В том, что его рассматривают, Изуру не сомневался: у него мурашки бежали по спине от такого внимания.
Но Гин вдруг кивнул, перехватил его руку за запястье и потянул за собой.
– Пойдём, я покажу тебе выход, – сказал он, как ни в чём не бывало.
Изуру повиновался.
– Тебе нравятся птицы? – поинтересовался Гин, легко продвигаясь по лесу, уверенно ведя Изуру за собой.
– Да, – просто ответил Изуру. – Они красиво поют, особенно крапивник. Но в этом лесу их мало.
– Это буковый лес, – уточнил Гин, будто это всё объясняло – вероятно, так оно и было. – Мне нравятся листья. Нравится слушать, как они шуршат.
Изуру невольно улыбнулся, представив шорох листьев и Гина, затаившегося среди этой звенящей тишины. Он ускорил шаг, стараясь не отставать.
– И мне, – наконец, ответил он, поддерживая разговор. – Нравится смотреть, как они кружат в воздухе. И иногда – ловить.
Улыбка Гина, казалось, стала ещё шире, а пальцы скользнули по запястью и сцепились с пальцами Изуру в замок. Всю оставшуюся дорогу он болтал без умолку, рассказывая Изуру про птиц, которых ему доводилось увидеть в этом лесу. Он улыбался, хитро щурил лисьи глаза, а Изуру слушал, и лес уже не казался ему зловещим. Мягко светило закатное солнце, и пальцы Гина были тёплыми в его руке.
Вскоре они вышли на тропинку, и Изуру осмелился задать вопрос, который уже некоторое время не давал ему покоя.
– Ты ведь не из деревни? – он не знал почему, но мысль о том, что они могут больше не увидеться, казалась ему грустной.
Гин повернул голову, прищуренные глаза на мгновенье открылись, и Изуру поймал пристальный взгляд, словно просвет прозрачно-голубого неба сквозь пелену облаков.
«Такого взгляда не бывает у людей», – мелькнула торопливая, словно чужая мысль.
– Нет.
Изуру замер, захваченный этой мыслью врасплох. Он смотрел на Гина – и будто сквозь него.
– Сира… ками. Сираками-Санти. «Горные земли белого бога» – так говорит название этих мест. Ты ведь не…
Гин мотнул головой, светлые волосы рассыпались по лбу. Изуру улыбнулся, отбросив странные мысли.
– Могу я увидеть тебя снова? – спросил он.
– Конечно. Приходи, я буду здесь, – беспечно ответил Гин.
Изуру снова улыбнулся и кивнул.
– Я приду.
Остаток дня Изуру провёл с дедом, упрекнувшем его за долгое отсутствие, но и только. О своей погоне за крапивником и встрече с Гином Изуру не рассказал – он сам не понимал, почему. А на следующий день, с утра пораньше, вновь собрался в лес.
Когда Изуру вышел из комнаты, дед сидел на энгаве и пил чай. Поздоровавшись, Изуру замер в растерянности – впервые ему было что скрывать.
Но дед, казалось, не замечал его неловкости. Улыбнувшись, он, как всегда, пригласил Изуру присесть рядом. Передавая ему чашку с чаем, дед заговорил, словно продолжая давно начатую беседу.
– Когда мне было немногим больше, чем тебе сейчас, в лесу был храм. Но священников донимали йокаи, и, устав с ними бороться, бедняги сдались и ушли, а храм разрушила торжествующая нечисть. Только ворота остались – мне довелось набрести на них несколько раз. Об этих воротах ходят нехорошие слухи, так что, если увидишь, не проходи через них. Иначе можешь не найти дорогу назад.
Допив свой чай, дед ласково потрепал Изуру по волосам и ушёл в дом, а Изуру вскочил и помчался так быстро, как мог, словно лес тянул его к себе с непреодолимой силой.
Изуру оставался в деревне всё лето. Дни напролёт он проводил с Гином и приходил домой, только чтобы поесть, помыться и провалиться до рассвета в короткий летний сон, а утром снова убегал в лес.
В последние дни августа приехали родители, пришло время возвращаться домой. Изуру очень трудно переживал отъезд и долго не мог привыкнуть к городской жизни. Он стал замкнутым, мысленно возвращаясь и подолгу оставаясь в прошедшем лете. Все занятия казались скучными, время тянулось бесконечно долго. В апреле Изуру пошёл в школу.
Знания давались ему легко, и он много времени проводил за книгами. За весной пришло лето и предвкушение летних каникул. События прошлого года, отошедшие на задний план с началом учебного года, теперь вспоминались всё чаще.
В деревню Изуру ехал со странным чувством. Он знал, что может больше не увидеть Гина, и тогда лето будет совсем не похоже на предыдущее. Дорога занимала несколько часов, Изуру молчал, задумчиво глядя в окно на проносившийся мимо пейзаж.
В деревне ничего не изменилось. Изуру обошёл дом и вернулся во двор. Лес манил его. Сообщив родителям и деду, что хочет размяться после долгой дороги, Изуру бегом направился к опушке.
Он бежал по знакомым тропинкам и чувствовал, что летит. Это чувство было настолько сильным, что Изуру едва мог справиться с ним.
Гин появился не сразу. Изуру успел обойти почти все места, где они играли прошлым летом – оставалось одно. Добравшись туда, Изуру растянулся на земле под огромным буком и закрыл глаза.
– Гин, где же ты? – сказал он вслух.
Над головой шелестели листья. Изуру прислушался к ним, стараясь раствориться в звуке, который так любил Гин. Шелест бесчисленного множества листьев наполнил его, ему казалось, что он слышит дыхание каждого дерева в этом лесу. В этот миг Изуру чувствовал себя духом леса, неотъемлемой частью его.
– Тебя долго не было, Изуру, – прозвучало над ухом, и Изуру открыл глаза.
Изуру был уверен, что так будет всегда. Каждый год с наступлением летних каникул он возвращался в деревню, каждый год оставался с Гином до наступления осени. Время летело, но их дружба оставалась неизменной. Изуру было шестнадцать, когда он обнаружил, что смотрит на Гина снизу вверх. За прошедший год Гин вытянулся, в его осанке появились вкрадчивость и гибкость, притягивающие взгляд. В тот год Изуру с удивлением отметил, что и сам вырос и стал шире в плечах.
На следующий год весной, когда Изуру перешёл в последний класс старшей школы, внезапно заболел и умер его дед. Изуру вместе с родителями приехал в деревню, чтобы попрощаться с ним. Выбраться в лес он смог только поздно ночью, но отчего-то был уверен, что Гин будет ждать его.
Они почти не разговаривали, Изуру был расстроен и подавлен. Гин привёл его в храм на поляне, проведя по тропе с другой стороны от ворот. Разрушенный на вид, храм оказался вполне уютным жилищем внутри.
То, что происходило дальше, Изуру мог бы назвать безумием, если бы его волновали определения. Но ему достаточно было того, что Гин был близко, как никогда раньше. Так близко, что их дыхание смешивалось и кожа касалась кожи.
Гин первый полез целоваться. Изуру с готовностью отвечал, одной рукой зарывшись в его волосы, другой яростно прижимая его к себе. То, как они справлялись с последствиями поцелуев, Изуру старался не вспоминать – от тех воспоминаний последствия возвращались с новой силой. Думать о чём-то или ком-то, кроме Гина, у него ещё долго не получалось.
Он приехал снова в июле, когда начались летние каникулы, но на этот раз остаться до осени ему не позволили. Деда больше не было, и как ни убеждал Изуру, что он уже взрослый и может жить один, родители были твёрдо настроены забрать его с собой. Последним аргументом стали слова отца о том, что Изуру действительно уже не ребёнок, что это его заключительный год в школе и настала пора задуматься о будущем. Их семья никогда не была зажиточной, и этим летом Изуру предстояло найти работу.
В этот раз Изуру провёл в деревне только полторы недели.
Работа при госпитале была механической. Изуру следил за порядком в лаборатории, мыл пробирки и выполнял разные поручения. На выходные он уезжал в деревню – родители согласились отпускать его, признав, что если он достаточно взрослый, чтобы работать, то и отдыхать может по своему усмотрению. Заработанных денег хватало на дорогу и еду, оставшуюся сумму он отдавал родителям.
Встречи с Гином были единственным, что радовало его, но необходимость постоянно расставаться омрачала эту радость. Дорога в деревню занимала около трёх часов, он приезжал в субботу утром и уезжал в воскресенье вечером. Неполных два дня – так мало, но тем ценнее они были для него.
В сентябре началась учёба, и поездки в деревню прекратились. Этот год показался Изуру невообразимо долгим и безрадостным. Нагрузка в школе возросла – весной предстоял общенациональный экзамен и поступление в университет. Изуру сосредоточился на занятиях и старался не думать о лете, чтобы хоть как-то примириться с реальностью, в которой его устремления к Гину были неуместны и неосуществимы. Учителя хвалили его, отец одобрительно молчал, но во взгляде проскальзывала тревога, и только мама иногда с грустью замечала ему, что он совсем перестал улыбаться. Тогда Изуру улыбался ей и говорил, что всё в порядке. А потом обкладывался книгами и не выходил из своей комнаты сутками. Ему нужен был хотя бы глоток свободы, но даже этого глотка у него сейчас не было.
С окончанием школы жизнь Изуру изменилась. Сдав общенациональный экзамен с высоким баллом, Изуру подал заявление в несколько престижных университетов страны, в том числе императорский университет Тохоку в Сендае.
Третий старейший по дате основания после Киотского и Токийского, национальный университет Тохоку отдавал приоритет исследовательской деятельности и следовал принципам открытости и практической направленности исследований и образования.
В этом университете познакомились родители Изуру: его отец был студентом по обмену из Скандинавии, мама – японка, приехавшая учиться в Сендай из Акиты, куда, по окончании университета, и переехала образовавшаяся семья.
Получив допуск к вступительным экзаменам в Тохоку дайгаку, Изуру приложил максимум усилий для достижения цели, и его старания не были напрасны – он был принят. Оставив родной город и довольных успехами сына родителей, Изуру переехал в Сендай.
С жильём сложилось удачно: для Изуру нашлась комната в студенческом общежитии. Изуру выбрал медицинский факультет и посвящал учёбе большую часть времени, не забывая, тем не менее, изучать новое место обитания – город Сендай был красив.
Четыре месяца занятий пролетели, как один день. В августе начались каникулы, и Изуру получил долгожданную возможность поехать в деревню. Родители хотели увидеть его, поэтому решено было, что Изуру приедет к ним, и вместе они отправятся в деревню. Они – на несколько дней, он – до конца каникул.
До дома было два часа пути по скоростной линии синкансен. Потом – тёплый семейный ужин и разговоры. В ту ночь Изуру долго лежал без сна: возвращение домой и мысли о Гине радовали и волновали одновременно.
После полуночи пошёл дождь: тяжёлые капли стучали по стеклу, шуршали за окном. Убаюканный мерным шумом дождя, Изуру уснул.
Наутро выехали рано. Большую часть пути удалось преодолеть без затруднений, но на одном из горных участков попали в ливень. Отец Изуру увидел приближающийся на высокой скорости автомобиль, появившийся из-за крутого поворота дороги и следовавший по встречной полосе. Он выкрутил руль, уходя в сторону – водитель встречного автомобиля сделал то же самое. Изуру не успел даже испугаться.
Часть 2.
Изуру вытянулся на футоне и закрыл глаза. В виске пульсировала боль, ныла спина.
«Чёртовы экзамены, – устало подумал он. – Всего третий год. Осталось ещё столько же. Зачем я пошёл на медицинский?»
Двигаться не хотелось. Прижав тыльную сторону ладони ко лбу, Изуру попытался вспомнить, как радовался, когда узнал о том, что зачислен в один из лучших университетов, что будет жить в Сендае…
Вспоминая об этом, Изуру задремал.
Он ступал босиком по прогретым доскам, щуря глаза от яркого света. Было тепло, хотелось остаться там подольше, но Изуру спешил, ему скорее нужно было добраться… куда?
Щёлкнула входная дверь, Изуру вздрогнул и проснулся. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к знакомым звукам: в раковине поплескалась и стихла вода, зашумел, разогреваясь, чайник, открылась и закрылась дверца холодильника…
Изуру снова начал проваливаться в сон и пропустил момент, когда в комнате появился Шухей. Проходя мимо Изуру, он поставил кружку с чаем в изголовье его футона, вторую – рядом с собой.
– Неважно выглядишь, – заметил он, выкладывая из сумки тетради и усаживаясь на пол среди них. – Как подготовка, уже всё выучил?
Изуру криво улыбнулся.
– Местами.
– Твоё «местами» означает «с любого места наизусть», я прав?
Шухей открыл первый попавшийся конспект на середине, наморщил лоб и принялся читать, бормоча себе под нос для лучшего запоминания.
Какое-то время сидели тихо: Изуру пил чай, Шухей читал.
– Ты преувеличиваешь, – нарушил молчание Изуру. – Спасибо.
– …А? Ты что-то сказал? – Шухей отвлёкся от конспекта.
– Нет, всё отлично, – Изуру поднялся и похлопал его по плечу. – Продолжай в том же духе, у тебя получается. Пойду, подышу воздухом, а то я сегодня не выходил.
Воспоминания о родителях были чёрно-белыми и без звука. Прямой серьёзный взгляд отца, улыбка матери, семейный ужин и горная дорога через лес. Прошло почти три года со дня аварии, похоронившей самых близких ему людей. Он сумел выжить в тот день, но иногда ему казалось, что прежний Изуру ушёл вместе с ними навсегда.
Прогуливаясь, Изуру добрёл до парка.
– Гин, куда мы идём?
– Скоро увидишь.
Дорога была ровной и широкой, но по мере продвижения вверх становилась всё уже, затем вдруг ушла во впадину, а потом снова устремилась круто вверх.
– Гин, давай отдохнём?– Изуру чувствовал, что порядком устал.
– Иди сюда. Смотри, – Гин улыбался, стоя наверху тропинки, протягивая ему руку.
Изуру ухватился за неё, преодолевая последнюю пару шагов, и оказался вплотную к Гину.
Гин указывал на что-то, но Изуру зажмурил глаза…
«Водопады… в тот день он показал мне целый каскад водопадов. А я вспоминал минуту, когда сам взял его за руку…»
Усевшись на скамейку, Изуру задумался, глядя на воду. Водная гладь переливалась под солнечными лучами и действовала почти гипнотически.
– Синее озеро? Но разве не все озёра синие?
– Возможно, – Гин рассмеялся. – Когда ты увидишь его, ты поймёшь.
Озеро было не просто синее. Сквозь идеально прозрачную поверхность, переливавшуюся всеми оттенками синего, отчётливо было видно коряги, корни и маленьких рыбок у дна. Изуру даже засомневался: вода ли это? Зрелище завораживало. Он наклонился ниже, держась за ветку, и внезапно потерял опору – нога заскользила по траве. Мгновенный укол страха – сердце ударилось о рёбра изо всех сил, а в следующий миг Изуру был пойман и упал назад.
Приземление оказалось мягким. Изуру понял, что лежит на Гине, и попытался откатиться в сторону – не удалось. Гин держал его, сомкнув руки в замок на солнечном сплетении.
– Ну и как тебе озеро? – привычно растягивая гласные, поинтересовался он.
Изуру почувствовал, что краснеет…
– Очнись! Да очнись же! – полный тревоги голос звенел в ушах.
Изуру открыл глаза. Было темно, парк был пуст. Впереди в нескольких метрах чернело озеро, отражая свет фонарей, а прямо перед ним стоял Шухей и тряс его за плечи.
– Прости. Кажется, я заснул.
Подобные сны Изуру видел и раньше. В последнее время они приходили каждый раз, когда Изуру хоть ненадолго отключался. Очень скоро он понял, что это не сны, а воспоминания. Обычно это были родители, прогретый солнцем пол на веранде, лес и Гин – улыбчивый светловолосый мальчишка, с которым, судя по всему, Изуру проводил немало времени.
Иногда Изуру гадал, где сейчас Гин, помнит ли его. Он вспомнил старый дом на опушке леса. Деда, которого давно не было в живых. Связавшись с бывшим опекуном, Изуру узнал, что дом по-прежнему принадлежит семье Кира.
«Надо бы съездить туда, – думал Изуру, засыпая. – Я совсем забыл о нём. Забыл что-то важное…»
Они шли по каньону, стены которого были вымощены серым и коричневым камнем. Гин шёл впереди. Заметив огромный серый камень с плоской поверхностью, Гин взобрался на него и прилёг, будто устал. Сейчас он напоминал большую белую ящерицу, греющуюся на солнце. Изуру сел рядом. Вид лежащего на камне Гина вызывал в нём необъяснимое беспокойство. Хотелось поднять его, растормошить, заставить снова идти вперёд.
– Ты устал? – спросил Изуру.
Гин не ответил.
Тогда Изуру потянулся к нему и осторожно провёл ладонью по лицу, убирая волосы со лба. Глаза Гина были распахнуты, безжизненный неподвижный взгляд устремлён в небо.
Изуру дёрнулся, как от удара, и сел в постели, часто дыша. Наверное, он что-то крикнул, потому что Шухей приподнялся на локтях и глядел на него со своего футона.
– Кошмар приснился?
– Да. Прости, что разбудил.
Шухей выудил из-под подушки телефон, взглянул и положил обратно.
– Да ничего. Всё равно вставать через полчаса.
Изуру выпутался из одеяла.
– Я в душ. Поспи ещё, я, если что, разбужу.
– Ладно.
Вода привела Изуру в чувство, но, в то же время, пробудила новую порцию мыслей и воспоминаний. Выйдя из душа, Изуру быстро оделся и сложил в сумку всё необходимое. Конспекты и книги в это число не входили.
– Куда это ты собрался? – прозвучал за спиной удивлённый голос. Шухей не спал.
Изуру напрягся.
– На экзамен, куда же ещё.
– Ну да, с походным рюкзаком. Ты точно ничего не хочешь рассказать? Я ведь не слепой.
Изуру помолчал немного, обернулся.
– Не сейчас.
По взгляду Шухея он видел, что тот готов настаивать, и поднял руку в останавливающем жесте.
– Давай потом, ладно?
Шухей смотрел внимательным цепким взглядом, в котором ясно читалось беспокойство.
– Хорошо. Но скажи, хотя бы, когда ты вернёшься. Могу же я знать?
Изуру качнул головой. У него не было ответа на этот вопрос.
Подходя к дому, Изуру не мог унять волнения. Он был готов к тому, что это место стало чужим за время его отсутствия. Но оно было именно таким, каким и помнил его Изуру. Лишь отдельные детали указывали на то, что в нём живут другие люди – дом сдавался внаём. В саду цвели фруктовые деревья, на веранде играли дети. Изуру снова вспомнил, какие тёплые под ногами те доски, когда утром их прогревает солнце.
Беспокоить людей не хотелось, но пожилой мужчина, возившийся на участке, заметил его и подошёл сам. Изуру представился, сказал, что жил здесь раньше. На предложение войти в дом ответил вежливым отказом, сославшись на то, что приехал прогуляться по лесу и навестить друга. Хозяин не стал настаивать, но пригласил заглянуть на обратном пути. Изуру вежливо его поблагодарил и отправился в лес.
Ноги сами вынесли его на ту поляну, где он впервые встретил Гина. Изуру позвал его раз, потом ещё и ещё, но лес оставался безмолвен. Изуру казалось, что он чувствует на себе взгляд, оборачивался, но вокруг никого не было. Он продолжал звать Гина снова и снова, а когда устал, то сел под деревом и закрыл глаза, положив голову на руки.
– Гин. Я не уйду, пока не увижу тебя, – произнёс он шёпотом.
– Изуру. Тебе не следовало приходить, – прозвучало в ответ, и Изуру вскинул лицо.
Гин стоял перед ним.
Он был такой же, как всегда, только взрослый. С привычной жутковатой улыбкой в пол-лица и прищуренными глазами, неестественно тонкими руками, бледной до прозрачности кожей и почти белыми волосами, рассыпавшимися по лбу. Наверное, нужно было испугаться – любой испугался бы – но не Изуру.
В дороге он много раз представлял себе эту встречу, подбирая нужные слова, но все они забылись, когда пришло время что-то сказать. В образовавшуюся пустоту хлынула лавина эмоций и забытых воспоминаний.
Он молча смотрел на Гина и понимал, насколько важно для него то, что оказалось похоронено в завалах памяти в тот злополучный день три года назад, и как пугает его мысль о том, что он мог никогда этого не вспомнить.
– Меня долго не было, – наконец начал он, сжимая в кулаки немеющие от волнения пальцы. – Это не потому, что не хотел приезжать. Кое-что произошло… много всего. Но теперь я вернулся.
Изуру замолчал, говорить было очень трудно. Он напряжённо всматривался в знакомые черты, не в силах отвести взгляд. Ему казалось, что от фигуры Гина исходит едва заметное свечение.
– Мы были детьми, Изуру. Всё в прошлом, – Гин отвернулся, словно избегая его взгляда.
Изуру сделал шаг вперёд, Гин отступил назад.
– Всё было несерьёзно. Между нами нет ничего общего. Возвращайся и живи человеческой жизнью, – добавил он.
Изуру словно громом оглушило: «Человеческой жизнью? Вот оно!»
Эта мысль постоянно ускользала, но теперь Изуру понял, что не давало ему покоя, когда он думал о Гине всё это время.
Гин успел сделать несколько шагов, но слова Изуру заставили его остановиться.
– Не человек.
– Что?
– Я всё знаю. Ты не человек. Но это неважно. Я сыт человеческой жизнью. Позволь мне остаться тобой.
Гин молчал. Прошла минута или две, прежде чем он заговорил.
– Я хотел похитить тебя, когда ты был ребёнком. Это я сделал так, что ты заблудился. Но люди должны жить с людьми. Тебе нечего делать в мире духов, Изуру. Прощай.
Он сделал шаг и растворился среди деревьев.
Изуру бежал и кричал его имя, а ветки хлестали его по лицу, цеплялись и рвали одежду. Изуру помнил, как заблудился в этом лесу впервые, каким недружелюбным может быть этот лес, но сейчас это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме одного: он хотел вернуть Гина.
– Постой. Пожалуйста, послушай меня. Не уходи. Гин! – запнувшись о корни деревьев, Изуру упал, скатился с крутого пригорка, собирая кочки.
– Не смей бросать меня здесь! – со злостью выкрикнул он, ударяя кулаками о землю, вцепляясь в неё ногтями. – Как ты не понимаешь? Я не могу жить в мире людей! Я проклят!
Опустив голову, он тяжело дышал, глядя перед собой.
– За все те долгие годы… ты привязал к своему миру, к себе.
Он поднял голову, уже почти не надеясь, но упрямо не желая сдаваться, и замер: Гин завис над ним. Он не касался земли, словно парил над поверхностью, в украшенном узорами просторном кимоно, не скрывавшем пушистого белого хвоста. Длинные тонкие пальцы заканчивались заострёнными ногтями, из светлых волос виднелись лисьи ушки.
– Гин, – потрясённо выдохнул Изуру и потянулся к нему.
О пропаже Изуру было заявлено в полицию на третий день после его отъезда. Неизвестно, сколько продолжались бы поиски, если бы арендатор дома, видевший Изуру последним, не позвонил его родственникам в Акиту.
Тело Изуру нашли в лесу. На нём не было никаких повреждений, кроме царапин и ссадин: просто остановилось сердце.
На похоронах были только родственники и друзья из университета.
Момо плакала, прижав стиснутые в кулак пальцы ко рту. Ренджи хмурился и переминался ноги на ногу, поддерживая её одной рукой за плечи. Шухей стоял с непроницаемым лицом, и на него было больно смотреть.
Камень, украшенный статуей Дзидзо и цветами, стакан для благовоний, чашечка с водой – всё, что осталось в память о пройденном земном пути. Друзья Изуру приходили сюда не раз и годы спустя.
Изуру об этом не знал. Он был счастлив.
Он летел над лесом, над горами. У него были маленькие рожки, копытца и Гин.
Гин летел рядом с ним.