Sayuko поделилась найденной ссылкой

Взято в ЖЖ на сообществе ginkira
Додзинси Ruya_SnowHotaru.rar

@темы: © Ruya, Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, Кира Изуру, Любимые мальчики, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

© Ольга Ионайтис «Мышиные колядки - 2»

Превью, взято в Кладовке

@темы: Красота, Кавайное, © Ольга Ионайтис, Новый Год, Зима, Рождество, Рисунки, Левконоя

---

Bleach 303

А лис посмотрел 303 ) Новогодний филлер, но что тронуло, там было много Киры! В первой части)
А в энциклопедии шинигами упоминается интересная особенность:
день рождения Урахары Киске - 31 декабря, а Шихоинь Йоруичи - 1 января )

смотреть

@темы: Аниме, Урахара Киске, Bleach

---

Дорогие участникии XXX-2011 и все, кто заходит и читает!

Сегодня должна была начаться выкладка работ, но мы с таким энтузиазмом взялись за дело, что челлендж подходит к концу, выполнено 10 заявок из 12-ти!

Как только авторы закончат исполнение, мы проведём торжественное закрытие! Все участники получат от Санта-лиса какую-нибудь маленькую приятность, а кроме того, будет приз зрительских симпатий)

И пока мы ждём ещё два исполнения, Санта-лис приглашает всех, кто пожелает, написать по оставшимся двум заявочкам на правах свободного участия! Конечно, ответного подарка здесь не получится, но разве мы пишем фанфики для этого?

А заявочки прекрасны! Судите сами:

6!

Хочу новогодние сказочки! совершенно неоригинальные, но зато для большого удовольствия )

1) про гинолиса, Гина и Киру, - и чур не портить мне лейтенанта и не наговаривать на него, пусть он будет правильный и какой надо )

2) про Айзена-тайчо, чтобы он был не карикатурный, а максимально приближённый к самому себе, и им можно было бы полюбоваться; а на фоне чего - даже не знаю. например, как он лейтенанта тренировал?..

3) как мелкий Гин тайком осложнял жизнь Хирако-тайчо;

4) новогоднюю сказочку про Гина с Рангику, да помогут им фейерверки;

5) о большом Гине и гинолисе - каково им вместе и по отдельности )


12!

Блич: время до вторжения Готея в Уэко Мундо.

Пейринги: Улькиорра/Орихиме, Айзен/Гин, Айзен/Хинамори, Ноитора/Тесла, Ноитора/Заэль, Заэль/Ильфорте.

Наруто: Саске/Наруто, Какудзу/Хидан, Итачи/Саске (отдельное спасибо за АУ, где они оба в Акацуки), Орочимару/Саске, Орочимару/Кабуто, Баки/Гаара.
Death Note: Лайт/Миками
ГП: Гриндевальд/Дамблдор, Гарри/Луна
Для всех - рейтинг и жанр любой.

@темы: XXX-2011, XXXmas, Bleach

---

© Sam Timm

Превью, взято в Кладовке

@темы: Красота, Птицы, Новый Год, Зима, Рождество, Рисунки, Левконоя, (c) Sam Timm

---

© Ольга Ионайтис «Мышиные колядки»

Превью, взято в Кладовке

@темы: Красота, Кавайное, © Ольга Ионайтис, Новый Год, Зима, Рождество, Рисунки, Левконоя

---

Нашёл прекрасное у Schendu!

Превью, Bleach © Kubo Tite, art ...

@темы: Ичимару Гин, Красота, Bleach © Kubo Tite, Кира Изуру, Любимые мальчики, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

XXX-2011. Заявка № 11, ещё одно исполнение)

Один из участников Челленджа пожелал сделать дополнительный подарок заказчику, который хотел про драконов) Midzuiro & Tameiki, ещё один подарок для тебя)

Название: «Ни слова о драконах»
Автор: Abarai_Takana
Фандом: Bleach
Персонажи: Ичимару Гин, Кира Изуру
Рейтинг: PG
Жанр: что-то фантастическое)
Предупреждения: AU, OOC, флафф
Дисклеймер: всем владеет Кубо Тайто
Музыка: Kitaro «Magical Sand Dance»

Завывания ветра снаружи заставляют теснее прижиматься друг к другу на широком футоне. И – радоваться тому, что сегодня не нужно ни в патруль, ни на дежурство. Что сегодня можно было просто провести вечер вместе, пить чай, разговаривать. И как всегда, до самой ночи так и не наговориться…

- Чьи души воплощаются в драконов?..
- Ну ты иногда как спрооооосишь… Изууууру!.. Драконов не бывает!
- Бывают. Они умеют летать… Могут жить под водой… Они мудрые и владеют магией… Но могут убить одним взглядом. Или пламенем. Или ядом. Я читал.
- Хм. Наааадо же, страсти какие! И кто вам давал в Акадеееемии такие книиииижки?.. Спи уже, - а то вставать скоро…
- Это не в Академии. Это я еще дома читал… - бормочет Кира, послушно закрывая глаза.

Здесь тепло и спокойно, мягкий золотистый свет обволакивает, и огонек маленького светильника чуть трепещет.
«Драконы… на зиму… впадают в спячку…» - успевает еще сонно подумать Изуру.

Гин прислушивается к его очень тихому, медленному дыханию. Заснул. Теперь можно осторожно встать, - он не заметит.
Подоткнуть одеяло со всех сторон: у Изуру всегда, когда он долго не двигается, замерзают руки и ноги. Конечно, порой даже приятно растирать его узкие ладони, при этом делая вид, что не замечаешь его легкого смущения и того, как он пытается смотреть в другую сторону. Но пусть уж лучше не мерзнет!

Гин думает, задуть ли светильник, но оставляет его гореть. И неслышно выходит прочь.

Ночь звездная, и звезды мерцают в морозном воздухе. Ветер гнет и мотает черные голые ветви. Тонкий слой снега только кое-где покрывает землю, тускло поблескивая. Холод бодрит, он прогнал бы остатки сна - да только Гину и так не хочется спать. Как обычно.

Чьи души воплощаются в драконов?..
Гин широко открывает обычно прищуренные глаза, которые начинают светиться в темноте рубиновым огнем. Поднимает голову, всматриваясь в черноту небосвода. Кладет руку на рукоять вакизаши. Застывает, не то прислушиваясь - не то принюхиваясь... и словно растворяясь в этой ночи и сливаясь с нею.
Небо. Простор. Зовет, как прежде. Ничего, - скоро уже.
Правильнее было бы спросить, Изуру, что дальше происходит с душами драконов, нэ?
Но мы с тобой не будем об этом говорить. Драконы мудрые - но владеют магией и могут убить одним взглядом. Или десятком ядовитых слов. Так что - ни слова о драконах...

Драконы редко нападают первыми - они лежат в пещерах на своих сокровищах… и никому не позволяют на них покушаться.
Но ведь золото и самоцветы с собой после смерти не заберешь... как ни жаль.
Но бывают и другие сокровища, оказывается.
Здесь - ты моё сокровище, Изуру.
Не так уж легко доставшееся, - но тем оно ценнее, так ведь?
Золотые волосы, глаза как два аквамарина… и еще – чистая душа и верное сердце. То, чем не обладают драгоценности, сколько их ни накопи…

Гин круто разворачивается. Широкие рукава черного косодэ, резко взметнувшись и опустившись, напоминают во взмахе широкие крылья. Ночь, усмехаясь, отводит взгляд, тем не менее подмигивая каждой звездой. Ветер словно зовет поиграть в догонялки. Лейтенант раздразнил, растревожил. Что же, - нет никого - никто не увидит. Его сила - вне восприятия простых шинигами, он знает. Нет, обычно он держит себя в руках... но сейчас, в ночь новолуния, когда звезды так ярки, когда мысли так близки к тому, чтобы в скором времени стать явью... когда вокруг - только черная с белым земля и черные ветви с красными брызгами ягод - зачем себя сдерживать?..

Лето и осень ушли, семеня маленькими шагами, как две гейши в пёстрых кимоно. Опустив глаза, покорно улыбаясь. Некому больше создавать здесь уют и заваривать цветочно-фруктовый чай. На губах - терпкость и горечь ранней зимы. Пусто, гулко - и хочется раскинуть руки, откинуть голову... и одновременно и принять в себя весь этот бескрайний, но такой сиротливый мир - и изринуть из себя всё, что переполняет, разрывая грудь... узкую грудь почти человеческого тела, вряд ли способного надолго вместить душу дракона...

Он, смотрит в небо, чувствует лицом ветер. Он - готов...
Банкай своего занпакто? Нет, - банкай - это другое. Это воплощение твоей силы, это твое духовное оружие. Но сам ты - не сила и не оружие. И не тело. Нет, - не тело...
Судорога, мучительная боль, - на несколько мгновений, - какая мелочь...
И вот высоко над спящим Сейретеем взлетает, не видимый никем, прекрасный в своей немыслимости дракон. Стремительный, гибкий, яростный. Серебристый, в легких переливах всех цветов радуги. Словно алмазный. Раскрыв перепончатые светлые крылья, он взмывает в воздушном потоке, парит, кружит... а глаза его опять закрыты - то, что он видит через опущенные веки, всё равно непостижимо для всех, кто спит сейчас спокойно в своих постелях.
Говорят, драконы видят будущее.
При этом никто не спрашивает, хотят ли они этого...
Драконы появляются среди людей и высших существ, когда грядет нечто опасное... Они - хранители миропорядка, истинные хранители, и готовы жертвовать собой, если придется.
Да, - скоро уже, осталось совсем немного. ЧтО для дракона какие-то несколько лет?.. И всё, это странное тело перестанет тебя сковывать... можно будет выполнить предназначение - и освободиться.

Но что делать, если не хочется уходить? Если появилось что-то, что держит здесь?..
Это - неправильно, наверное. Но...
Не думать сейчас. Просто парить. Наперегонки с ветром, так чтобы перехватывало мощное драконье дыхание... Если б действительно так устать, чтобы, хотя бы, заснуть!.. Но не все драконы зимой впадают в спячку. Драконья жизнь - и так такая долгая... даже в этом несуразном теле... и даже поспать толком не получается! Хотя, - о чем разговор, - лучше летать вот так вот, чем ворочаться на жестком футоне в душных комнатах. Когда ты - один, и целое небо принадлежит тебе. И никто этого не оспорит.

Глиссада, складываются мощные крылья, большие когтистые лапы касаются снега...
Боль, привычная резкая вспышка боли... которая ничто по сравнению с болью осознания, что ты ничего не можешь изменить.

Он поднимается... опускает голову... Сколько он летал? Час? Ночь? Половину вечности?..
Он не хочет спать, он не чувствует усталости... Он не мерзнет - зато вокруг того места, где приземлился дракон, все оказывается сковано сверкающим льдом.
Лед растает. Когда-нибудь. Утром, или через несколько дней...
Боль так легко не исчезнет. Но о ней никто не узнает - он опять проскользнет мимо них со своей неизменной улыбкой, опустив ресницы и словно насмехаясь надо всеми. Пройдет, словно танцуя: странная, нечеловеческая грация. Непонятная сила чувствуется в нем, - хотя он отнюдь не один из самых сильных шинигами. Зато один из самых быстрых... и самых язвительных.
Но это всё - днем... а до рассвета еще есть время. Он вернется сейчас в маленькую полутемную комнату - колеблющийся огонек в окне зовет... хорошо, что не задул светильник.
Немного кружится голова. Пройдет. - А полетать теперь не получится как минимум до следующего новолуния.
Но похожие ощущения полноты и глубины можно испытать, просто заглянув в глаза Изуру, когда тот проснется утром, доверчиво ткнется лбом в плечо... а потом поднимет взгляд.
Единственное сокровище.

Вернуться, лечь рядом, не разбудить... Прислушиваться к ровному дыханию. Утром прикинуться спящим... Наблюдать сквозь опущенные ресницы, как Изуру лишний раз опасается пошевелиться, чтобы раньше времени не потревожить... Не разжимать рук. Кира не решится разорвать их кольцо. Чувствовать тепло и... что-то такое, чему нет названия в человеческом языке. Возможно, есть в драконьем. Но ты этого не узнаешь, Изуру.
Возможно, утром ты мог бы увидеть следы... Следы больших когтистых лап. Ты бы не испугался - ты ведь не пугливый. Только изумился бы. Вероятно, позвал бы своего капитана, спросил каких-то объяснений. Но сильный ветер, перегоняя туда-сюда снежную крупу, до рассвета заровняет отпечатки.
Драконов не бывает. А некоторые сказки слишком правдивы - и потому слишком жестоки.
Поэтому спи, Изуру, - пусть тебе снятся светлые сны...

P.S. В подарок автору!

@темы: Ичимару Гин, Красота, Bleach © Kubo Tite, XXX-2011, Кира Изуру, Любимые мальчики, Музыка, Подарки, Рождество, Радостное, Рисунки, Гин & Изуру, Фанфики, XXXmas, Bleach

---

XXX-2011. Заявка № 5

-Joe-, твой подарок под ёлочкой!)

Название: «Хлопок одной ладони»
Автор: Abarai_Takana
Фандом: Bleach
Пейринг: Гин/Изуру
Рейтинг: попытка рейтинга
Жанр: романтика
Предупреждения: АУ, ООС
Дисклеймер: все права принадлежат Kubo Tite
Примечание: фанфик написан на XXX-2011 Челлендж для -Joe-, которая желала «ГиноКир - отмечать новый год в одиночестве, сигареты, глинтвейн. Рейтинг - любой, жанр - романтика или драма».
Песня: Gregg Kofi Brown & Sting «Lullaby To An Anxious Child»

Часть 1.

Если приложить ладонь к заиндевевшему стеклу и некоторое время подержать, остается прозрачный отпечаток. Через него можно посмотреть наружу. Или заглянуть внутрь. А потом он медленно затягивается сначала прозрачным, затем седеющим ледком.
И остается на белом стекле след ладони… словно кто-то бьет в окно, прося то ли о помощи, то ли просто чтобы впустили. И как-то это так пронзительно и грустно…

А руке потом долго еще очень холодно.

Кира Изуру зябко поводит плечами. На улице мороз, от окна дует. Наверное, можно было бы что-то с этим сделать, - но он, в общем, так нечасто теперь бывает здесь!.. Он обводит взглядом кажущееся нежилым помещение. Лейтенантская каморка на задворках отряда. - Сейретей, декабрь, предновогодняя ночь.

Время-то как летит… Вот и очередной Новый год наступает. Для людей это праздник… а проводникам душ, как всегда, не до праздников. А ведь когда-то они тоже отмечали! Большой компанией, весело, шумно, разыгрывая друг друга…
Или это был праздник только для двоих. Кира запомнил навсегда свой первый Новый год вдвоем с Гином. Разве такое забудешь!.. И – никогда уже не повторишь.

Мир так изменился… за последние десятилетия… что большинству шинигами приходится бОльшую часть времени проводить в Генсее. Особенно высшим офицерам. Телефонная связь и интернет практически свели на нет необходимость в общих собраниях, и видятся они все редко. Слишком редко. Даже лейтенанты со своими капитанами. А дел – невпроворот.

Черт бы побрал этих живых, которым теперь так неймется стать мертвыми… И в этот дурацкий праздник, который в Японии и своим-то не считают, работы богам смерти прибавляется на порядок! Раньше в земле Ямато считалось, что в последнюю ночь старого года в дом возвращаются души предков, которых члены семьи обязаны радушно и с почетом принять. Поэтому праздник был исключительно семейным, все сидели по домам. А теперь всех куда-то несет, души предков тоже болтаются неприкаянные. Только успевай отлавливать и отправлять в Общество Душ. А живые ведут себя не лучше. Одни окочурились, перебрав алкоголя, другие – чего повеселее, третьи пьяные полезли на крышу и с нее свалились, четвертые тоже пьяные уснули на улице и замерзли насмерть, кто-то и вовсе решил покончить с собой – от одиночества, от несчастной любви, или от того, что что-то не так сложилось…

Несчастная любовь… Что они вообще в любви понимают! Их чувства преходящи, - сегодня одно, завтра другое… Их слова не наполнены смыслом, их поступки лишены логики… Их духовное развитие скоро опустится до уровня животных. Из нынешних людей мало кто сможет стать шинигами.

Как хрупка человеческая жизнь… Всего один неосторожный шаг… Неаккуратное обращение с… оружием? Да ладно! – с лекарствами, бытовой техникой, прочей ерундой. Невнимательность на дорогах. Бессмысленная жажда «острых ощущений», заканчивающаяся тем, что ощущения оказываются чересчур уж острыми. И всё это как-то так нелепо! Вот раньше – либо война, либо болезнь. Несчастные случаи, конечно, тоже бывали – но такая смерть тогда считалась почти стыдной…

Мир так изменился! А ты бегай тут, как идиот, с мечом и с блеском в глазах, по-прежнему рубай Пустых и заботься о сохранении Равновесия. Тоскааа…

А ведь хочется, все-таки, отметить праздник ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ. Проводить уходящий год, встретить наступающий. Почувствовать, что ты действительно на пороге чего-то нового. А сначала - украсить комнату… поставить елку… подготовить подарки, поздравить друзей, получить ответные поздравления.
Да только где они все, эти друзья?.. Никого нет, все при исполнении. И какой смысл украшать комнату, если уже завтра с утра придется опять покинуть Сейретей?

«Абарай-кун в прошлом году подарил мне игрушечные бамбуковые грабли. Юморист. Чуть ими от меня по лбу не получил. Нет, я понимаю, что они нужны для того, чтобы загребать деньги и удачу. А я и так удачлив. Кто скажет, что нет? Только на грабли я наступаю с завидной регулярностью!..
Абарай, конечно, и сам не лучше. Но он каким-то образом в прошлом году отстрелялся, отмазался – и в канун праздника как всегда куда-то сбежал. Понятия не имею, где и с кем он праздновал. А я… Я ответственный.
И еще… мне все равно не с кем встречать Новый год! Гин… даже не знаю, где он сейчас. И это я -его лейтенант, называется!»

Кира тряхнул челкой. Невыносимо!.. Тоскливо, и делать нечего, и спать не хочется – да и холодно спать. – И тут ему приспичило все-таки занять чем-нибудь руки и голову.

Сначала он занялся уборкой. Прямо среди ночи.
Рукава подвязаны, в одной руке ведро, в другой тряпка – прекрасный, абсолютно лейтенантский и почти праздничный вид! Кире стало смешно – и уже не так грустно.

Не так уж это и долго – прибраться в практически пустой комнате. Теперь можно сходить за гирляндами – с прошлого года остались, и он даже помнит, в какой из отрядных кладовок они лежат.

Чуть не навернуться в пыльной темноте с хромоногой табуретки, уронить пару коробок… какие-то банки… из-под хурмового варенья, бррр… Что тут у нас еще? О, чей-то Дарума. Сколько ж он тут стоИт?.. Может, и не один год. А второй глаз ему так и не нарисовали. Эх…

Найдя, наконец, гирлянды, опять погрустневший Кира вернулся к себе. Развесил их, как мог, скептически посмотрел. Хмыкнул. Вытащил и расставил свечи. Немного поколебался – но достал бутылку белого вина. Все хорошо, - не хватает главного: кадомацу - маленького «снопа» из веток сосны, бамбука и сливы, перевязанного соломенной веревкой. Но где уже всё это прямо сейчас возьмешь?.. Разве что нарисовать…

Лейтенант вытащил белоснежный лист бумаги, кисти, тушечницу, развел тушь… и задумался. И вместо связанных в «букет» веток на листе появился зимний городской пейзаж, едва намеченный: улица, падающий снег, крыльцо, засыпанные снегом ступени… подумав, Кира снова обмакнул кисть в тушь – и нарисовал цепочку следов, ведущую к крыльцу. Грустно улыбнулся.
«Будем считать, что сегодня я просто провожаю уходящий год. Надо поблагодарить его за все, что было хорошего. Ведь было же?..»

Он долго сидел, думая, вспоминая, потягивая вино. Догорели маленькие свечи. Последний раз мигнули на сквозняке дрожащие огоньки. Потом все-таки лег спать. Ощущение было странным: словно он изменил сегодня что-то в своем будущем. С чего бы?.. Но ощущение волновало… и Кира вдруг с удивлением понял, что даже улыбается.

Утром, выходя из своей комнаты, он приостановился и оглянулся. Неизвестно даже, когда получится вернуться. Может быть, уже наступит весна!.. А тут – новогодние гирлянды, ну и нелепо же это будет. Хотя, - кому какое дело, в конце концов! Вперед, лейтенант, служба не ждет…

Часть 2.

Если в горячий кофе положить мороженое и пару минут подождать – оно перестанет быть мороженым. Сохранит вид, цвет и форму, но станет почти безвкусным… и теплым. А на вкус напитка, в общем, особо не повлияет. Лучше в кофе налить виски. Или бренди. Но это приятнее делать дома и вечером.

Гин потянулся так, что узкая черная рубашка затрещала, вытянул длинные худые ноги под маленьким столиком. Он уже так привык к гигаю, что совершенно не чувствовал никакого дискомфорта. Однако, пора и за работу. Оставив деньги на столе, он встал и вышел из кафе на улицу.
Суета, беготня… Японцы теперь – как европейцы. Все им надо оставить на последний день, а потом носиться в мыле и с вытаращенными глазами… совершенно разучились получать от жизни удовольствие!

Город украшен елками, везде мигают разноцветные лампочки гирлянд… Тут же – традиционные фонарики, сосновые ветки, запах гамбургеров сменяется запахом риса, как же всё теперь перемешано… Иногда не понимаешь уже, где находишься!

Новый год – сегодня ночью. Это чувствуется. Гин не спеша шел по улице, разглядывая живых – и призраков. Грань истончается сегодня, многие из живых могли бы тоже увидеть много интересного, - но они теперь так погружены в бестолковую суету, что им некогда поднять глаза, приглядеться, задуматься… Наверное, если бы он, Гин, разгуливал тут без гигая, в черном шихакушо, белом капитанском хаори и при своем мече – никто бы и внимания не обратил! Его бы многие увидели, но решили бы, что это какой-то маскарад. Так же, наверное, и с призраками.

Призраки озадаченно раскланиваются. Гин улыбается. До вечера он никого не будет трогать, он сегодня добрый. Кстати, с ними даже можно поболтать. А то что-то в последнее время так скууучноо…

Новый год, который не с кем будет встречать. Нет, можно было бы, конечно, запросто подклеить каких-нибудь девиц. Но от них же потом не избавишься! Уж лучше самомУ. Тем более, что совершенно ведь непредсказуемо, будет ли эта ночь более-менее спокойной, или не обойдется без сюрпризов.
В Генсее нынче должен быть весь Готэй. В разных городах. Так, на всякий случай. Усиленные наряды, полная мобилизация. Скорей всего, это опять никому не понадобится… но лучше перестраховаться, чем наоборот.

Выпить еще кофе? Хватит пока. А вот покурить – пожалуй, можно. Гин медленно распечатывает новую пачку, зеленую с белым, прищурившись, сдирает весь целлофан, - пачка уйдет быстро, истрепаться не успеет, а ему нравится ощущать пальцами чуть шершавый картон, а не гладкую пленку. Ичимару не вышибает сигарету, а аккуратно вытаскивает. Небрежно-привычный щелчок зажигалки, язычок огня… первая затяжка. В принципе, на этом можно было бы и закончить. Все это – как ритуал. А дальше уже не то. Но Гину нравится холодящий привкус ментола, добавляющий горечи белесоватому дыму. Он снова затягивается, глубоко. Небрежно стряхивает пепел. Задумывается.

Хотелось бы знать, как там Кира. Как давно он не видел своего лейтенанта!.. Не слышал его голоса, не смотрел в его глаза, не прикасался, не вдыхал запаха пушистых золотых волос. Они теперь все – словно постоянно в тылу врага. Только пароли и явки совсем никому не известны, - все бродят наощупь, с завязанными глазами… а как еще и охарактеризовать пребывание в гигаях!..

В кармане оживает мобильный телефон. Звонок выключен, но вибросигнал довольно ощутимый.

Вызов? Это интересно!

Но нет, - ничего серьезного. Так, рекомендация: находиться следующим утром, если ничего не произойдет, в районе одного из городских храмов – самого крупного. Логично, - там будет самое столпотворение: хоть Новый год японцы теперь и встречают по европейскому календарю, обычай начинать первый день года с посещения храма соблюдают практически все. Верят, что первая молитва обязательно будет услышана.
Что же, у храма – так у храма… Там еще такие забавные каменные лисицы у лестницы… Гин усмехается своим мыслям – и теряется в толпе.

Часть 3.

В здешней квартире Киры Изуру на первом этаже одного из многих одинаковых двухэтажных домиков на тихой улице далеко от центра – всё по-прежнему. Аккуратно – и как-то сиротливо. Видно, как ни крути, что молодой хозяин совершенно равнодушен к этому месту, так и не ставшему для него домом. Квартирка обустроена по-европейски, но с истинно японским минимализмом. Малюсенькая кухонька с одной табуреткой у небольшого столика, одна комната, в которой всего-то мебели – диван, тумбочка с музыкальным центром на ней, овальный стол да пара стульев. В прихожей есть шкаф, но в нем почти пусто. Посуда здесь – самая простая, книг – меньше десятка, журналы – еще прошлогодние. На низеньком диване – подушка и аккуратно сложенный плед в ногах. На спинке стула висит легкая куртка. Не по сезону сейчас. На столе – засохшие астры в запылившейся вазе, на окне – пустой высокий стакан и пачка сигарет…

Изуру замер посреди комнаты. Взгляд его остановился на музыкальном центре – но он выбрал тишину, шума ему сегодня еще хватит на городских улицах.

Выбросить цветы, не сдержав вздоха. Вымыть вазу и убрать подальше. Сполоснуть стакан. Покрутить в руках сигареты – и положить обратно на окно.
Надо ли сегодня обязательно влезать в гигай?.. В гигае мерзнут руки, устают ноги, и, если судить по Абараю, Куросаки и Рукии, плохо варит голова. Кто-то его может выследить?.. Какая ерунда!.. Тут сегодня такое делается, что можно было б весь отряд за собой водить без всяких гигаев!
Кира представил себе это зрелище и тихо прыснул.

Прикинув так и этак, лейтенант решил сначала просто пройтись и разведать обстановку. А там видно будет, насчет гигая. Поборов искушение резво вывалиться спиной вперед через окно прямо в снег, пока никто из своих не видит (сезон не тот, все-таки – окна нараспашку оставлять…), Кира чинно вышел через дверь и отправился бродить по городу.

Всё было совершенно спокойно. Как, в общем, и следовало ожидать. Изуру гулял несколько часов – побывал около всех храмов, был в торговых кварталах и в районе суперсовременных офисов… Возле лавок, лавочек и больших магазинов творилось что-то невообразимое, - Кире показалось, что его сейчас затопчут, и это было почти страшно. Изуру сказал себе: «Ну вот, - а ты переживал, что комнату поздно украсил у себя в отряде! А тут – до праздника несколько часов, а народ еще вовсю покупает и подарки, и новогодние украшения… И ничего!..»

Зато в районе офисов было тихо и безлюдно. Все звонки сделаны, все письма отправлены, дела завершены, компьютеры выключены, на окнах – жалюзи, двери закрыты на ключ. Несколько дней передышки – чтобы в это время старательно просить у Высших Сил новых клиентов, новых контрактов… побольше новой выматывающей работы. Кире не понравилась аура этого места, здесь было давяще тяжело и тоскливо. Поэтому, невзирая на тишину и покой, он постарался поскорее покинуть квартал.

В хаотично двигающейся толпе оказалось комфортнее. Энергии и мысли разных людей сливались во что-то одно – немного взвинченности и опасений НЕ УСПЕТЬ полностью компенсировались всеобщим предвкушением праздника и ожиданием каких-то неопределенных чудес. Кира улыбнулся. Ему тоже захотелось чудес. Не то чтобы он в них совсем не верил – но он стал уж очень рациональным в последнее время.

Лейтенант поймал себя на том, что, рассматривая прохожих, словно бы ищет всё время кого-то в толпе… и порой как будто находит. То пепельные короткие волосы мелькнут, то знакомый смех послышится… То силуэт покажется знакомым… Один раз он даже словно уловил всплеск знакомой рейацу. Что-то ухнуло и оборвалось в груди, потом гулко заколотилось сердце… Кира остановился как вкопанный, прижавшись к какой-то стене… но больше ничего не чувствовал. Да, наверняка показалось.

Как это понятно… и как грустно.

Надо, пожалуй, возвращаться. Передохнуть немного перед вечером и ночью. А потом все-таки воспользоваться гигаем, - а то что-то он слишком уж расслабился.

Часть 4.

Падает и падает снег. Крупные пушистые хлопья застревают в золотистых волосах и не тают на длинных ресницах. Везде давно зажглись огни – цепочки фонарей кажутся бесконечными праздничными гирляндами.

Быть незваным на чужом празднике – немного неуютно. Кира думает, что, наверное, никогда к этому не привыкнет. С ним пытаются заговаривать девушки, но он только отстраненно улыбается – и бредет дальше. Он - ожидаемо - основательно замерз, у него уже отваливаются ноги, его пихают и толкают спешащие по домам прохожие… Хочется горячего чая, но почему-то совсем не тянет заходить в какие-то забегаловки.

И возможность встретить Новый год на улице тоже как-то совершенно не привлекает. Кира морщится. Если за столько часов всё было абсолютно спокойно – может он себе позволить побыть немного дома? Тем более что он и сам не заметил, как вернулся в свой район. Почти бездумно перемещаясь по улицам, он иногда заходил в магазины, и теперь у него в руках – пакеты с не то чтобы необходимыми, но приятными покупками. Новая рубашка, белая в золотистую полоску, пушистый белый шарф в подарочной упаковке, два набора новогодних украшений для комнаты, несколько сортов чая в красивых коробочках, бутылка вина, хлеб, сыр, всякие сладости…

«Нужно выпить чего-нибудь горячего. Например, этого вина. Положить туда фруктов и пряностей. Тоже европейский обычай, я как-то по телевизору видел. Надо попробовать».
Кира подходит к своему крыльцу. Видит цепочку следов на снегу. Они уже чуть присыпаны свежим снегом, - но, видимо, кто-то был здесь не так уж и давно. Ну, мало ли… Лейтенант слегка пожимает плечами и заходит в дом.

Теперь он включает радио. Ловит первую попавшуюся музыкальную волну. Лаунж. Устанавливает минимальную громкость. Маленькая комната наполняется тягучими звуками, мелодия льется неспешно, обволакивая.

Изуру греет руки под горячей водой. Потом, подумав, залезает в душ. Хорошо!.. Выходит, замотанный в мохнатое белое полотенце. Тем временем успел вскипеть и чуть остыть маленький электрочайник – как раз до той температуры воды, которая подходит для заваривания чая. Кира любит заваривать чай, это для него почти что медитация. Помогает выкинуть из головы тревожные или печальные мысли. Залить кипятком небольшой глиняный чайник, чтобы согрелся, вылить эту воду, открыть коробочку с чаем, понюхать, зачерпнуть маленькой ложечкой – высыпать себе в ладонь. Вдохнуть аромат несколько раз. Согреваемый теплом ладоней, чай начинает раскрываться, показывая, каким будет напиток. И это – как будто здороваешься с ним… Теперь можно пересыпать чай из ладоней в чайник, залить кипятком – и немного подождать. Обычно Кира просто сидит молча и думает о чем-нибудь приятном. Но сейчас он достает из пакета всякую мишуру и развешивает по комнате. Его забавляет ситуация: вроде, только вчера делал то же самое… Но это занятие, тем не менее, даже создает какое-то особое настроение.

Внезапно, разбивая так тщательно создаваемый хрупкий покой, требовательно пищит мобильник. Кира резко разворачивается и в некотором ступоре смотрит на издающий призывные звуки аппарат. Ну что там еще?.. Все-таки что-то случилось? Тревога? Срываться, спешить, сражаться и крошить?.. Но, взяв трубку в руки, Изуру видит, что это всего лишь смс от сервисной службы мобильного оператора. Поздравляют с праздником всех клиентов. Какой в этом смысл, Кира не понимает, - только еще явственнее осознаёт тот факт, что Новый год он будет встречать совсем один. И даже поздравлений по телефону ждать особо не приходится: наверняка никто о нем не вспомнит, все ведь слишком заняты. Как всегда…

Кира кладет телефон и продолжает украшать свою комнату. Тянется к косяку, чтобы зацепить там гирлянду, и полотенце спадает с него. Он краснеет – будто его кто-то может увидеть!.. Хотя, он как раз напротив окна… Но на улице сейчас никого нет, да и стекло здесь тоже заиндевевшее. И все-таки, откуда это ощущение, что кто-то смотрит на него?.. Смутившись, Кира немного нервно хватает новую рубашку и натягивает, не сразу попадая в рукава. Рубашка нравится ему, и он быстро успокаивается. Кира относит в ванную мокрое полотенце, возвращается, надевает остальную одежду. Причесывается перед зеркалом, чуть грустно улыбаясь своему отражению. Теперь можно и чая спокойно попить. Крохотная чашечка наполняется снова и снова, и у чая каждый раз немного другой вкус. Да, всё так изменчиво в этом мире. Ничто нельзя заставить не меняться.

А уже полночь скоро. Изуру берет бутылку с вином и идет на свою маленькую кухню. Налить в кастрюлю немного воды, подогреть, насыпать специй. Корица, гвоздика, мускатный орех, кардамон. Пара горошин черного перца. Какие запахи, с ума сойти!.. Теперь вылить вино, аккуратно, чтобы не забрызгать рубашку. Кире нравится цвет, глубокий, рубиновый. Такое вино хочется пить даже не из-за вкуса!..

В кастрюлю отправляются нарезанные яблоко и апельсин. Ароматы уже не помещаются в кухне и растекаются по всей небольшой квартире. Ах да, надо положить сахар… или мед… Но у Киры нет ни того, ни другого. «Значит, мой глинтвейн будет не сладким!» - спокойно говорит себе Кира – и снимает кастрюльку с плитки: вино не должно закипать.

Перелив рубиновую жидкость в высокий стакан, Кира уходит в комнату. Садится на диван, делает глоток. Вкус напитка – глубокий, терпковатый. И очень соответствует настроению. Кира откидывает голову и закрывает глаза, вслушиваясь в музыку.

Нет, ему не плохо в одиночестве. Он привык помногу быть один с детства. Ему никогда не было ни скучно, ни тоскливо. Но… Но в такую ночь очень хочется, конечно, чтобы рядом был тот, кто дорог. Не потому что угнетает пустота и безмолвие маленькой квартиры, и не потому, что не с кем пить это благоухающее и растекающееся блаженным жаром по всему телу горячее вино… а просто потому, что тогда становится понятно, для чего, уходя на задания, ты обещаешь себе вернуться, а принимая бой, каждый раз велишь себе победить и выжить. Нет, ты ничего никому не доказываешь, и не выживаешь назло кому-то, до боли сжимая зубы. Ты испытываешь совсем другие чувства, ты постоянно несешь в глубине себя светоч ясной улыбки – и она не для каждого, а только для того, кто, возможно, и не вернет тебе такую же улыбку – но ответит как-нибудь по-другому – и ты поймешь, потому что вы всегда друг друга понимаете.

Но его здесь нет. Так получилось. Это не его выбор, и не выбор Киры. Наверное. Это просто – долг, правила… и стечение обстоятельств. Но это всё неважно, в конце концов, - ведь то, что Изуру чувствует, у него никто не отнимет!..

Глоток за глотком Кира пьет терпкий и уже остывающий напиток. Допивает. Идет за добавкой. Мельком кидает взгляд на часы. Несколько минут до наступления Нового года. Очередного года, который будет наполнен беготней, суетой, сражениями, отчетами… Нет, - не думать об этом!.. Не сейчас. Изуру подходит к окну и присаживается на подоконник. От окна тянет холодом, но горячий стакан в руках ощутимо согревает.

Новый год. Зима. Волшебное время. И ведь есть, о чем вспомнить, что представить. За столько лет! Низкое красное солнце и искрящиеся снежинки, лыжи-коньки-санки. Детский смех и визг возле снежных горок. Смешные шапки и теплые варежки, румяные щеки и горящие глаза, а потом дома - запах мокрой одежды, которая сушится у жаровен. Вваливаться с мороза в тепло и шумно отряхиваться... А на следующий день снова валяться в снегу, стряхивать комья с веток. Смотреть на следы зверей и птиц. Строить снежные замки или прокапывать пещеры. Играть в снежки и катать снеговиков, когда оттепель.

День зимой короток, но ночью светло от белого снега. И особенно ярко и пронзительно светят звезды, льдисто мерцая. Их видно даже сквозь ветви деревьев, и это удивительное зрелище: черные ажурные деревья, увешанные звездными огоньками. И верится в сказки, и хочется их рассказывать, и придумывать свои – с любимыми героями и правильными, хорошими финалами.

Хочется, на этом холоде, знать наверняка, что своим теплом ты сможешь согреть кого-то… и что тебя тоже согреют. Просто верить в это.
Кира допивает второй стакан. В голове начинает слегка шуметь. Ох уж эти гигаи!.. Может, у них и лучше устроено физическое восприятие – в духовной форме Кира не так остро чувствует запахи, например… Но проголодаться, опьянеть, замерзнуть, устать, простудиться в гигае тоже получается гораздо быстрее и проще. К этому долго приходится привыкать!

Однако, надо все-таки использовать плюсы, а не пенять на минусы.

Рука сама тянется к узкой золотистой пачке сигарет на подоконнике. Ванильные. Кире понравился запах. И дым, - ему нравится смотреть на дым. Тоненькая тлеющая палочка привычно зажата в длинных пальцах, в другой руке Кира крутит стильную дорогую зажигалку. В Генсее почти все курят. Как-то так повелось. Клубы дыма рассеиваются потихоньку. Изуру уже не смотрит на них, он опять задумался. Сигарета догорает – обжигая напоследок нежные пальцы. Охнув, Кира роняет окурок. Да, и боль гигаи тоже передают неплохо. А на губах после сигареты остался сладкий ванильный вкус.

Кира посмотрел на покрытое морозными узорами стекло – и приложил к нему ладонь. Накрыла привычная легкая грусть. Слабая боль от ожога ушла, изгнанная холодом. Когда Изуру опустил руку, на стекле остался отпечаток, сквозь который видно было, что снаружи, на улице – никого, только горят фонари, и всё падает и падает крупными хлопьями снег… и так не хотелось никуда уже сегодня идти!..

«Кажется, в Новый год можно загадать желание? Гин… я хочу… хочу, чтобы мы еще отпраздновали что-нибудь вместе. Когда-нибудь. Я устал. Устал брести вперед и вперед – не видя цели. Мне нужна передышка. Небольшая. Пожалуйста!..»

Кира опускает голову. Тихая пустынная улица навевает странные мысли. Хотя, это только здесь тишина и покой. А стоит лишь выйти из дома да за угол повернуть – там толпа молодежи, шум, крики, треск и всполохи фейерверков. Все-таки заставить себя и пойти посмотреть?..

Но Изуру почему-то продолжает сидеть на подоконнике. И вдруг за окном появляется чья-то тень… и в следующее мгновение просвет кириной ладони на стекле закрывает с другой стороны такая же узкая ладонь.

Кира совершенно ошарашенно смотрит на это. Он не понимает, что происходит. То есть, боится себе позволить понять. Потом у него начинает бешено колотиться сердце. А потом снаружи раздается слегка приглушенный стеклом, но все равно до боли знакомый чуть ироничный голос:

- Син-нен-омэдэто! (С Новым годом!) Ты меня впустишь, Изууууру?.. Я не призрак!

Кира еще какое-то время не сводит глаз с окна. Но вот ладонь с той стороны исчезает, и тень движется по направлению к крыльцу. Изуру срывается с подоконника, едва не уронив пустой стакан, и бросается открывать.

Часть 5.

Ичимару похож на снеговика: его черная куртка вся засыпана снегом. И его волосы – тоже. От него веет морозной свежестью.

- Я шапку потерял… - сообщает он так спокойно, словно они с Кирой расстались всего несколько часов назад, а до этого долгое время не расставались вообще. Словно всё остальное совершенно неважно, словно… Впрочем, в этом – весь Ичимару.

- Тайчо…

Кира утыкается в грудь капитана, не обращая внимания на тут же превращающийся в воду снег, и замирает. Пальцы его сжимают запястья Гина, словно Изуру боится, что тот сейчас исчезнет.

- Но как…? Я же…

- Как я нашел тебя? Ну, надо сказать, ты не осооообо старался прятаться. Особенно днем, когда расхааааживал по всему гоооороду без гигая. Ты знал, что я тоже здесь?

- Нет. Информации об остальных никому не сообщают. Неправильно это, мне кажется: в случае чего не знаешь даже, на чью поддержку рассчитывать. Хотя, - о чем я! – мы все давно привыкли, что каждый сам за себя.
«И я – могу… но больше так не хочу!»

- Я шел за тобой, довольно долго. Мне стало интересно, где же ты тут обитаешь. Потом решил вернуться позже.

- Неужели нельзя было просто подойти!..
Это звучит почти грубо. Но Кира еще словно не верит, что ему это всё не снится… а во сне – какая разница?..

- Чтоб ты так же вцепился в меня посреди улицы?.. – насмешливо спрашивает Гин.

Изуру вспыхивает, разжимает пальцы, отступает на шаг. Замечает у Гина в руках полупрозрачный пакет.

- Хурма. Мандарины. Шоколад. Шампанское. – Отвечает Ичимару на молчаливый вопрос. – Какой же Новый год без хурмы и шампанского, нэээ?..

И Кира, наконец, понимает, что всё правда. Что это действительно его Ичимару тайчо, который его нашел… и по крайней мере сейчас они будут вместе. В эту ночь. Хоть какое-то время. Он мотает головой – и начинает смеяться, как ненормальный. Забирает у Гина пакет, показывает, куда повесить куртку.

- Я сопьюсь когда-нибудь тут, на грунте!.. У меня – глинтвейн… - говорит, наконец, отсмеявшись. – Налить?

- Даваааай. Надо согреться. А шампанское… можно остаааавить на уууутро.

Часть 6.

В маленькой квартирке всё тут же неуловимо меняется. С виду нескладный Гин двигается легко и текуче даже в гигае. И он словно сразу повсюду. Моет руки в ванной, варит кофе и разогревает какие-то булочки на кухне, что-то ставит на стол в комнате, присаживается на диван, тут же оказывается у окна. Улыбаясь, смотрит на отпечаток кириной ладони на стекле, потом ловит Киру за руку где-то в дверях между кухней и комнатой.

- Хватит суетиться, сядь уже рядом со мной! – говорит Гин, хотя, кажется, Изуру не сделал за это время вообще ничего – только старался не мешать.

А потом глинтвейн уже выпит, и кофе тоже, и Кире удивительно тепло, и, наконец, уютно в своей странноватой квартире, и немного кружится голова… может, и от вина, а может, и нет… Они сидят на диване, Ичимару обнимает Киру, а Кира, прикрыв глаза, прижимается к нему спиной и молчит. Ему столько хотелось сказать – но зачем, ведь и так всё ясно…

Колокола во всех храмах Японии давно отбили положенные сто восемь ударов, большинство японцев давно спят – чтобы увидеть ночью благоприятный «хацуюмэ» - первый сон, а потом в первый день года встать пораньше и встретить первый рассвет. А Кире совсем не хочется спать. Он поворачивается к Гину и тихо спрашивает, наконец:
- И что же… дальше?
- Все что хочешь, Изуру.

Кира смущенно улыбается. Неужели непонятно, чего он хочет? Только он уже совсем отвык от этого. И – здесь это тоже как-то странно и непривычно.
- Ну же?.. – Гин с уверенной и спокойной ответной улыбкой начинает медленно расстегивать пуговицы на рубашке Киры.
- Вот так… в гигаях?..
- Почему нет? Ты против?
- Хм. Я так… не пробовал.
- Или ты хочешь отправить гигааааи патрулировать уууулицы? Или наоборот, оставить их здесь – а самим уйти?.. Ииииили…
- Я не знаю!
- Или, или… Этот гигай настолько похоооож на тебя, что, даже если ты сейчас из него выйдешь, я никудаааа его не отпущу!..
- Ой, ну это уже совсем будет… какая-то групповуха!
Они смеются.
- Ичимару-тайчо, вы…
- Изууууру, мы же договааааривались: на «ты» в Генсее. Не хочу слышать таких официальных обращеееений… от тебя. Договаривались же, нэээ?..
- Да… Гин.
- Вот и слаааавненько, молодец.
- Я… отвык. Совсем уже отвык.

Отвык от такого взгляда: ласкового, но чуть насмешливого. От негромкого голоса. От худых бледных рук с длинными пальцами… рук, так похожих на его собственные руки. Отвык от разговоров – и от молчания. Которое совершенно не тяготит, потому что это не молчание одиночества, и не молчание непонимания, - а, наоборот, такое единение и полнота, что, просто, уже совершенно не нужно ничего говорить.

Отвык… и теперь это всё так острО и почти нОво… И, в то же время, это узнавание – каждой черточки, каждого жеста, каждой интонации.

Кире кажется, что он сейчас просто не выдержит. Он стремительно встает и отходит к окну. Надо отдышаться.

А снег там, снаружи, уже почти засыпал все следы…

Гин подходит, встает рядом. Больше пока не прикасается, ждет. Взгляд его падает на сигареты на подоконнике.
- О!.. И ты куришь, Изуру?..
Кира чувствует себя почему-то как школьник, пойманный за чем-то постыдным. Тут же сердится за это сам на себя, - и сразу вспоминает последнюю сигарету, обжегшую пальцы… И бурчит негромко, глядя в сторону:
- Нечасто. И только когда я один!
- А… Я тоже. Только когда один.

Гин делает еще один шаг, подходя вплотную, - берет Киру за подбородок, поворачивает к себе, заглядывая в глаза. Его лейтенант сердится, надо же!..

- Что такое, Изуууру?..
- Почему?.. Почему ты сегодня так долго ждал? Этот Новый год в одиночестве… Грусть, вязнущие в пальцах бесконечные минуты… Всё – как всегда… А могло же быть по-другому! Я бы хотел… вместе его встретить!
- Хм, а есть какая-то разница? Когда оказаться вместе? Ровно в 12, или часом позже?.. или уже под утро? Изуру, прекрати. Перестань, как всегда, себя накручивать. Я понимаю, ты бы переживал, если б с 12м ударом часов всё здесь превращалось бы… в хурму!

Гин, как всегда, насмешничает. При этом его шутки могут быть и весьма утонченными – и вот такими вот, простыми и непритязательными. И все равно смешно. Кира опять смущенно улыбается, ему уже самому стыдно за свою вспышку недовольства. Но причина ее – в некоторой неуверенности. Кира не знает, когда Ичимару уйдет – вот и не получается не думать, что тот мог ведь прийти хоть немного раньше! Впрочем, это слишком эгоистично. Тебе должно быть, пожалуй, стыдно, Изуру!..
И, словно чтобы загладить вину, Кира обнимает капитана, тянется к нему… Гин гладит его по волосам, говорит задумчиво:
- А ведь я встречал здесь прошлый новый год… В этом городе, один… С сигаретами - и глинтвейном.
- Вот как?.. И… ты загадывал желание?
- А я уже и не помню. – Гин усмехается. – Ну, ты же знаешь: главное – громко рассмеяться в момент наступления Нового года, и тогда весь год с тобой пребудет счастье… Ты смеялся сегодня в полночь, а, Изуру?..
- Я?.. Нет… наверное.
- Ай-яй-яй… Ну, придется нам идти встречать рассвет… потом. Чуть позже. А пока – не отвлекайся…

Отвлечешься тут, пожалуй. Поцелуи Гина, вроде, нежные – но такие требовательные. А его руки каким-то образом оказываются сразу везде. Кира пытается немного умерить его пыл:
- Гин… Я и правда не пробовал так…
- А… Понятно. Я буду аккуратен.

Надо было, пожалуй, разложить диван… впрочем, теперь уже поздно - и совершенно неважно.
Кира не может сдержать почти мучительных стонов… Ох уж этот чересчур чувствительный гигай!..
Гин… его тонкие пальцы, которыми на инструменте музыкальном бы играть… его становящийся в такие минуты хрипловатым голос… его чуть насмешливая нежность, от которой Кира совершенно теряет голову…
- Ммммм… Ох… Ааааа… - Изуру выгибается, извивается, закусывает губы… но сдерживаться больше не способен. Гин чувствует, как на его живот попадает липкая влага. Хмыкает, откидывает челку Киры с взмокшего лба. Кира смотрит виновато:
- Ох. Прости… Я… Этот гигай…
- Чтоооо, - уже всё?.. – притворно удивляется Гин.
- Я не очень еще умею его контролировать… получается!
- Ну чтоооо ж, - надо чаще тренироваааться… получаааается!..
- Ты продолжай… если хочешь…

Это было опрометчиво. Вскоре Киру накрывает вторая волна наслаждения, после чего он довольно долго приходит в себя. И сначала словно не понимает, почему они лежат на узком диване в какой-то маленькой комнате, почему Гин, прищурившись, опять смеется…
- Даааа, Изууууру, если б мы не были в гигааааях, сюда бы уже сбежались все из Готэя, кто есть поблизости. Вот мы и узнали бы, с кем делим гооород…

Кира прижимается к Ичимару и закрывает глаза. Он не хочет ничего видеть, он не хочет думать про Готэй, - он хочет только чувствовать. Гигай, не гигай – ему уже без разницы.

Часть 7.

- Нужно все-таки выйти в мир… - полушутя-полусерьезно напоминает Гин. - Я должен патрулировать район храма… который тут неподалеку. Пойдешь со мной.
Это не вопрос, - это спокойное утверждение. Кира невозмутимо кивает. Да, - почему бы им не пойти вместе? Лейтенант должен сопровождать своего капитана… тем более, если капитан отдал такой приказ. Других приказов у Киры нет… а встретиться там они ведь и так могли, - как же это забавно: храм, возле которого живет Кира, почему-то поручили Гину!..
- А ты… где живешь? Далеко?
Голос Киры чуть дрожит. Гин бросает на него быстрый взгляд, снова прищуривается.
- Хооооочешь посмотреееееть?.. И… сменить обстановку?.. А то, хм, у тебя тут даже белья постельного нет!..
Кира краснеет. Гин, как всегда, словно читает мысли. Но капитан и сам ведь этого хочет, разве нет?.. Так чего же тогда смущаться!
- Хочу. Да.
- Хорошо. Но это на другом конце города!
- Ничего.
Проходя в ванную мимо стола, на котором – два пустых стакана, шкурки от мандаринов, остатки хлеба и сыра, обертка от шоколада, коробочки от сладостей, Кира чуть морщится. Но тратить время на уборку ему сейчас не хочется категорически.

Они одеваются, не глядя друг на друга – думают уже о предстоящем «дежурстве» у храма.
- Я готов.
- Идем.
Кира смотрит на Гина – без шапки, с голой шеей, в куртке нараспашку… зябко ежится – и вдруг вспоминает:
- Ой, подожди минутку!
Бросается обратно в комнату, шуршит пакетами – и тут же возвращается с красной картонной коробкой.

- Пусть хотя бы это будет моим подарком для тебя!
- Что там? – улыбаясь, спрашивает Гин.
- Ну открывай же!
Гина забавляют и легкое смущение Киры – и его нетерпение, будто Кира сам должен открыть сейчас подарок… и ожидание реакции: понравится? не понравится?
Он нарочито медленно раскрывает коробку, достает шелестящий сверток в тонкой рисовой бумаге, перевязанный серебристой лентой. Развязывает, разворачивает. И в руках его оказывается мягкий пушистый белый шарф крупной вязки.
- Спасибо, Изуру… - Гин еще шире улыбается, рассматривая шарф.
- Можно?.. – Кира забирает шарф у Гина из рук и заматывает вызывающе обнаженную шею капитана. – Так – хорошо?
- Хорошо, - замечательно!.. Но только у меня нет никакого специального подарка для тебя!
- Ничего, - это совсем неважно! – беззаботно отвечает Кира.
А глаза его говорят: «Гин, ты сам – лучший подарок для меня.» Впрочем, Гин это и сам знает. И Изуру знает, что Гин знает.

Они выходят на улицу.
Снегопад прекратился, небо очистилось, в нем – катится к горизонту почти полная луна. Снег сверкает под ее холодным светом.
До рассвета часа полтора. На улицах пусто: те, кто хотел встретить Новый год в храмах, находятся на территории святилищ с вечера, остальные - еще спят. Шинигами спокойно идут рядом, молча и не прикасаясь друг к другу. Но Кира, на самом деле, каждой частичкой души ощущает присутствие Гина. Он счастлив, - он так счастлив, что сейчас, пожалуй, не заметил бы даже Ямамото сотайчо!.. Чего уж удивляться тому, что, когда перед Гином останавливается стайка совсем молоденьких юношей и девушек, все в черных куртках - и все в разноцветных масках - и почти хором выдает:
- Доброй ночи, Ичимару тайчо!.. - то Кира реагирует уже только на прозвучавшее имя - и в озадаченности рассматривает ребят.
- Младшие офицеры седьмого отряда! - рапортует тем временем один из них. - На вверенной нам территории всю ночь всё было совершенно спокойно!
- Вот и отличненько. Если у вас нет других распоряжений - можете отдыхать! - милостиво разрешает Гин. - Мы с фукутайчо идем к храму, - до утра там будет кому последить за порядком.
- Хай!.. - радостно, снова хором, отвечают офицеры, кланяются. - Спокойного вам дежурства, Ичимару тайчо! С праздником! Доброй ночи, Кира фукутайчо.
Ребята, галдя, скрываются где-то за углом, улица снова пуста.
- Ну вот, за нас уже порабоооотали... - ехидно говорит Гин. - Можем теперь со спокойной совестью дойти до храма!
- Они... Ээээ... - Кира, наконец, возвращается в реальность.
- Они еще воспринимают такие задания как веселую игру. Для них праздник остается праздником. Но что в этом плохого?.. Вот ты - всегда такой серьёооозный, Изуууру...
Кира вздыхает.
- Я такой серьезный... что протунеядствовал сегодня всю ночь!
- Ты расстроен, нээээ?..
- Честно говоря, не особо.
Они останавливаются, смотрят друг на друга и смеются.
- Если что - нас бы вызвали... я думаю... - скорее для самого себя говорит Изуру.
- Угу... - отвечает Гин. - Надо бы, кстати, хоть включить телефоооон...
- Ну тайчо!.. Вы даёте!!! - не сразу обретает дар речи Кира.
- Если что - я бы просто почувствовал... я думаю... - пожимает плечами Ичимару. - Капитанский уровень позволяет!


А вот и храм. Здесь множество людей, горят огни. Кто-то молится, кто-то шутит и смеется, продаются амулеты, сувениры, праздничная еда, горячие напитки. Иностранцы ходят, щелкая фотоаппаратами: да, в первый день года, приходя в храмы, японцы любят надевать традиционную одежду, и в ней они сразу становятся важными и серьезными... Впрочем, даже те, кто и не верит толком в старых богов, с удовольствием соблюдают старинные обычаи, пусть и воспринимая это как игру. И всех, кто собрался здесь, объединяет ощущение чего-то большого и хорошего: все эти люди пришли сюда обрести поддержку богов и благополучие, и сейчас они искренне верят, что немудреные ритуалы им в этом помогут... и в большинстве своем они правы: вера в чудо, действительно, хранит и ведет... А жизнь после Нового года продолжается с нового и чистого листа.

Потолкавшись в толпе, съев традиционных рисовых колобков моти, накупив какой-то ерунды - и тут же раздав ее прыгающим под ногами детям, лейтенант и капитан решают все-таки поискать более тихое место.
Хозяйственные постройки в закрытом для посторонних заднем дворе храма привлекают внимание Гина.
- А давай - на крышу! - предлагает он.
Изуру за сегодняшнюю ночь уже готов к чему угодно, - он, пожалуй, и на крышу храма залез бы, - но Гин хотя бы до этого не додумывается.

На плоской крыше снежно, ветрено, и шум со двора храма сюда почти не долетает.
- Ой. Я перчатки потерял… - философски сообщает Кира.
- Они, наверное, отправились поискать мою шапку... - так же философски отвечает Гин.
- Хм.
- Давай сюда руки. А то как же ты будешь хлопать в ладоши с первыми лучами солнца!
- А, касивадэ... Призвать благих духов... Гин, ты разве синтоист?
- Мне нравятся все забавные и веселые обычаи... и все праздники... от этого как-то... светлее, нэээ?
Кира задумчиво кивает.
Они сидят прямо в снегу, согревая друг друга, - кто-то внизу запускает фейерверки... а край неба уже начинает светлеть...
- Так ты желание-то загадал? - вдруг спрашивает Гин.
- Я?.. Да, пожалуй, оно уже сбылось! И... я не буду больше загадывать желаний. Пусть всё будет как будет.
- Изуру, ты разве фаталист?
Кира тихо смеется.
- Я просто верю, что всё будет хорошо.

Они смотрят опять вниз, на храмовый двор. Он перед ними как на ладони. Людей постепенно становится еще больше. Встретить рассвет во дворе храма - хороший обычай. Еще больше людей придет сюда завтра днем, и послезавтра... Генсей живет своей обычной жизнью, - и, как бы всё ни менялось, что-то должно оставаться неизменным...

Уже совсем светло. Кира вдруг понимает, что все-таки замерз. Но надо дождаться солнца. И с крыши его будет хорошо видно.
Шинигами смотрят туда, где появляется на небе белое свечение.
А потом, в тончайших, словно шелковых облаках, медленно начинает выползать оно. Восходящее солнце, наполняющее всех, кто встречает его, энергией и силой. В первый день года - про запас на целый год. Двум высшим офицерам Готэя это совсем не помешает.
- Ну, Кира!..
- А, да...
Кира и готов был бы хлопнуть в ладоши, но запутался левой рукой в куртке Гина, где грел ладони.
- Не успел... - усмехается он.
- Хлопок одной ладони!.. - иронизирует Гин.
И они снова смеются. В голос. Стоят на крыше и хохочут. И им все равно, видит их кто-нибудь или нет. Впрочем, никому нет до них дела.

Потом Ичимару приглядывается к Кире при сероватом свете раннего утра.
- Изуру, да ты закоченел совсем!.. Здесь всё спокойно, - как и ожидалось. Новый сумасшедший год наступил, ничего особенного не случилось... Можно расслабиться!
- Сумасшедший? Почему сумасшедший?
- Потому что все они такие! Нет?
- Не знаю... Знаю только, что, говорят, как год встретишь, так его и проведешь.
- Хм, аканнааа... Ладно, - всё, хватит, - греться!.. Домой!..
- Домой?.. К... тебе? Кстати, я твое шампанское с собой забрал...

Art by Ruya

P.S. В подарок автору!

@темы: Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, XXX-2011, Новый Год, Кира Изуру, Любимые мальчики, Зима, Подарки, Рождество, Радостное, Рисунки, Гин & Изуру, Фанфики, XXXmas, Bleach

---

Мифология: Девятихвостый демон - лис. Автор статьи - Ayame-san

«Кьюби (на самом деле, кицунэ). Считаются умными хитрыми созданиями, умеющими превращаться в людей. Подчиняются Инари, богине злаковых растений. Эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью, и магическими способностями. Главная среди них, повторюсь, способность принять форму человека; лиса, по преданиям, учится делать это по достижении определённого возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах — пятьдесят). Кицунэ обычно принимают облик обольстительной красавицы, симпатичной молодой девушки, но иногда оборачиваются и стариками. Другие возможности, обычно приписываемые кицунэ, включают способность вселяться в чужие тела, выдыхать или иначе создавать огонь, появляться в чужих снах, и способность создавать иллюзии столь сложные, что они почти неотличимы от действительности. Некоторые из сказаний заходят дальше, говоря о кицунэ со способностями искривлять пространство и время, сводить людей с ума, или принимать такие нечеловеческие или фантастические формы, как деревья неописуемой высоты или вторая луна в небе.

Кицунэ связаны как с синтоистскими, так и с буддийскими верованиями. В синто кицунэ ассоциируются с Инари, божеством-покровителем рисовых полей и предпринимательства. Изначально лисы были посланниками (цукай) этого божества, но сейчас разница между ними настолько размылась, что Инари сам иногда изображается в виде лисы. В буддизме они получили известность благодаря популярной в IX—X веках в Японии школе тайного буддизма Сингон, одно из главных божеств которого, Дакини, изображалось ездящим по небу верхом на лисе.

В фольклоре кицунэ — это разновидность ёкая, то есть демона. В данном контексте слово «кицунэ» часто переводят как «лисий дух». Однако это не обязательно означает, что они не являются живыми существами или являются чем-то другим, нежели лисами. Слово «дух» в данном случае используется в восточном смысле, отражая состояние знания или озарения. Любая лисица, которая прожила достаточно долго, таким образом, может стать «лисьим духом». Существуют два основных вида кицунэ: мёбу, или божественная лисица, часто ассоциируемая с Инари, и ногицунэ, или дикая лисица (дословно «полевая лисица»), часто, но не всегда, описываемая как злая, имеющая злой умысел.

У кицунэ может быть до девяти хвостов. В целом, считается, что чем старше и сильнее лиса, тем больше у неё хвостов. Некоторые источники утверждают даже, что кицунэ отращивает дополнительный хвост каждые сотню или тысячу лет своей жизни. Однако, лисы, встречающиеся в сказках, почти всегда обладают одним, пятью, или девятью хвостами.

Когда кицунэ получают девять хвостов, их мех становится серебристым, белым, или золотым. Эти кюби но кицунэ («девятихвостые лисицы») получает силу бесконечной проницательности. Похожим образом в Корее говорится, что лиса, прожившая тысячу лет, превращается в кумихо (дословно «девятихвостая лисица»), но корейская лиса всегда изображается злой, в отличие от японской лисы, которая может быть как благожелательной так и недоброжелательной. В китайском фольклоре также есть «лисьи духи» во многом схожие с кицунэ, включая возможность девяти хвостов.

В некоторых историях кицунэ испытывают сложности с прятанием своего хвоста в человеческом обличье (обычно лисы в таких историях имеют всего один хвост, что может быть указанием на слабость и неопытность лисы). Внимательный герой может разоблачить обернувшуюся человеком пьяную или неосторожную лису, разглядев сквозь одежду её хвост.

Одной из знаменитых Кицунэ также является великий дух-хранитель Кюби. Это дух-хранитель и защитник, помогающий юным «заблудшим» душам на их пути в текущей инкарнации. Кюби обычно остаётся ненадолго, лишь на несколько дней, но в случае привязанности к одной душе, может сопровождать её годами. Это редкий тип кицунэ, награждающий нескольких счастливчиков своим присутствием и помощью.

В японском фольклоре кицунэ часто описываются обманщиками, иногда при этом очень злыми. Кицунэ-обманщики используют свои магические силы для шалостей: те, что показываются в благожелательном свете, стремятся выбирать своими целями слишком гордых самураев, жадных купцов и хвастливых людей, в то время как более жестокие кицунэ стремятся мучить бедных торговцев, фермеров и буддийских монахов.

Ещё кицунэ часто описывают как любовниц. В подобных историях обычно присутствует юный мужчина и кицунэ, принявшая вид женщины. Иногда кицунэ приписывается роль соблазнительницы, но часто подобные истории скорее романтические. В таких историях юный мужчина обычно женится на красавице (не зная, что это лиса) и придаёт большое значение её преданности. Во многих таких историях присутствует трагический элемент: они заканчиваются обнаружением лисьей сущности, после чего кицунэ должна покинуть своего мужа.

Самая старая из известных историй о жёнах-лисицах, которая даёт фольклорную этимологию слова "кицунэ", в этом смысле является исключением. Здесь лиса принимает вид женщины и выходит за муж за мужчину, после чего эти двое, проведя нескольких счастливых лет вместе, заводят нескольких детей. Её лисья сущность неожиданно открывается, когда в присутствии многих свидетелей она пугается собаки, и, чтобы спрятаться, принимает свой истинный облик. Кицунэ готовится уйти из дома, но муж останавливает её, говоря: «Теперь, когда мы были несколько лет вместе и ты дала мне нескольких детей, я не могу просто забыть тебя. Пожалуйста, пойдём и поспим». Лиса соглашается, и с тех пор возвращается к своему мужу каждую ночь в образе женщины, уходя наутро в образе лисы. После этого её стали называть кицунэ — потому что в классическом японском кицу-нэ обозначает «пойдём и поспим», в то время как ки-цунэ означает «всегда приходящая».

Потомству браков между людьми и кицунэ обычно приписывают особенные физические и/или сверхъестественные свойства. Конкретная природа этих свойств, однако, сильно меняется от одного источника к другому. Среди тех, у кого, как считалось, есть подобные экстраординарные возможности — известный онмёдзи Абэ но Сэймэй, который был ханъё (полудемоном), сыном человека и кицунэ.

Дождь, падающий среди ясного неба, иногда называют кицунэ но ёмэири или «свадьба кицунэ».

Многие люди верят, что кицунэ пришли в Японию из Китая».

Мифология: Девятихвостый демон - лис. Автор статьи - Ayame-san. Источник

@темы: лисы, Красота, Кавайное, Рисунки

---

Лисы

Пока ждал автора, заканчивающего работу над подарочком, нашёл статью о кицунэ и несколько лис)

@темы: лисы, Красота, Кавайное, Рисунки, Животные

---

XXX-2011. Заявка № 11

Midzuiro & Tameiki, подарок под ёлочкой))

Название: «Дракон и муравей»
Автор: Даниила Погорская
Фандом: ориджинал
Жанр: фэнтэзи
Рейтинг: G
Примечание: написано на XXX-2011 Челлендж по заявке Midzuiro & Tameiki
От автора заказчику: простите, что вам пришлось ждать, но я надеюсь, что текст вам понравится настолько, чтобы целиком искупить слишком долгое ожидание.
От автора вообще: пафоспафоспафос. Простите, я не умею по-другому))

...Дракон закрыл глаза, исчез, а ты остался жив.
Но не нужна тебе вся жизнь – ты видел мир чужих…

– Драконов не бывает! – уверенно заявила пухленькая пятилетка, забираясь к деду на руки. Тот закряхтел, притворяясь, что внучку ему ну никак не удержать, покачнулся… вот сейчас уронит… и вдруг подкинул чуть ли не к потолку. Девчонка заверещала, испуганная и довольная одновременно, для порядка ухватилась за волнистую черную бороду и повторила: – Не бывает драконов, деда!

– Это с чего же ты так решила? – нахмурил такие же черные, густые брови… стариком его назвал бы разве что безусый юнец, только-только надевший портки. Был это крепкий мужчина, которому своих-то детей еще не поздно растить. – Это кто же тебе такое сказал, Леюшка?

Внучка хихикнула, потянула к себе дедову голову, шепнула на ухо: «Мама!» – и соскочила на пол. Мига не прошло, как ее и след простыл, только за окном взвился детский беззаботный смех. Дед выпрямился, усмехнулся сам себе.

Не бывает, значит? Тридцать лет – срок немалый, но думал ли кто из горных, что уже их дети посчитают выдумкой то, что отцы своими глазами видели?

А невестка – умная, спорая девка – дочерей воспитывала в строгости, не оставляла времени на пустые забавы и все пилила мужа: скажи да скажи отцу, чтобы не забивал им головы небылицами. Свекр не держал на нее обиды – разве судят осину за то, что березой не уродилась? Если кровь в жилах течет равнинная, если за всю жизнь человек гор не видал, не прикипал взглядом к белым верхушкам, окрашенным от закатного солнца в багровый свет, не искал верный путь среди множества одинаковых с виду тропок…

В груди заныло привычно, противно и пусто. Наверное, не стоило им покидать горы. Хотя…

Тридцать лет – срок немалый.

Его тогда называли Мурашом. Ростом он действительно похвастаться не мог, но имя получил за другое – никто не взбирался на отвесные скалы быстрее него. Еще он был очень сильным и, прямо как тот муравей, поднимал вес вдвое тяжелее себя.

В драконье лето ему исполнилось пятнадцать, и среди мужчин, отряженных к потайному озеру, он оказался самым младшим, потому из кожи вон лез, чтобы никому и ни в чем не уступить. Это и подвело – на последнем спуске он поспешил перебраться на уступ, казавшийся надежным, а тот хрустнул прямо под ногой. Мураш еще запомнил, как натянулась веревка, перехлестнув тело поперек – больно! – и как его кинуло на горячую поверхность скалы, всю в темно-серых прожилках.

Он очнулся внезапно, будто пробирался сквозь толщу воды и наконец достиг поверхности, вдохнул полной грудью... и закашлялся, когда вместо привычной свежести гор хлебнул сладкий аромат священных трав. И вот когда он хрипел и задыхался, пытаясь прочистить легкие и содрогаясь от боли в переломанных, похоже, ребрах, на его лоб легла прохладная – да что там, ледяная, как нетающие ледники! – ладонь и чей-то голос нараспев произнес несколько слов на незнакомом языке.

Так Мураш впервые увидел дракона, и стыд за несуразность этой встречи еще долго сжигал его изнутри.

* * *

Неделю спустя Мураш сидел у огня в общинном доме, строгая доску для бабкиной прялки, и с завистью слушал, как рябой Корчень развлекал собравшихся, по десятому кругу рассказывая, как встречали гостей. Как огромные существа по одному слетали вниз, долго кружили над черной гладью озера, как стрелой взмывали вверх, чтобы с немыслимой высоты рухнуть в воду – и выйти на берег уже в человеческом обличии. Обычно немногословный парень теперь разливался соловьем, а Мураш скрипел зубами, невольно вспоминая, что в это самое время лежал не в себе, сорвавшись со скалы – вот уж посмешище всей деревне!

Одно только его и утешало – пройдет пять лет, и дивные гости вернутся к озеру, чтобы в его водах снова принять драконий облик. И уж он-то позаботится, чтобы в число провожатых не забыли назначить и его!

А пока Мураш остервенело мучил неповинное дерево и все старался не смотреть, как юная дочка старейшины, широко распахнув от восторга лучистые глаза, в десятый уж раз расспрашивала Корчня об одном и том же.

* * *

Драконов было семь – трое мужчин, четыре женщины, с виду люди как люди, разве что от их взглядов холодило в затылке. Говорили они только со старейшинами, поселились вне селения в отведенном для них доме и готовились вскоре уйти на равнины. Старики говорили – вроде как искали они что-то в человеческом мире, да так, видно, и не нашли, раз снова и снова приходилось возвращаться.

Еще рассказывали, что раньше их было больше, но, сказать по правде, Мураш особо этих речей не слушал. Дед подхватил горную хворь, смотреть за ним было некому. Раньше хоть Ивка, та самая девчонка, приходила звать в лес или к ручьям просила проводить, донести корзинку с одеждой для стирки. Теперь же она с утра до ночи среди гостей крутилась, а старых друзей и знать забыла.

Он понимал и свою неправду, и что сам недавно только о походе к озеру и думал... но стыд все еще мучил, да вдобавок мешался с ревностью, страхом и со злыми, дерзкими мыслями: «Все из-за них! И сорвался тоже – из-за них!» Ох, знал бы дед, о чем думает внук – мигом бы встал на ноги, чтобы поймать и отстегать неразумного.

Но дед не знал. Да и подняться уже не мог – хворь оказалась цепкой и понемногу превозмогала.

* * *

Сначала Мурашу показалось, что из спины у нее росли крылья, огромные и белые, словно сплетенные из лунного света. Он ущипнул себя, думая проснуться – не вышло; на его счастье, прянул ветер, и клок тумана сдвинулся с места, прогоняя наваждение.

Внутри кто-то незнакомый... ну, не совсем знакомый... исходил желчной ненавистью – это всегда было его место, только его, потайное, никто больше не знал, да как она могла, да что им – все теперь можно?! Он пришел сюда, потому что в доме стоял неистребимый запах болезни, и сварливое бормотание бабки преследовало его даже во сне. А если посмотреть вниз с утеса, селение виделось маленьким, игрушечным, зато небо было так близко, что, казалось, сделай шаг – и взлетишь…

Словно в ответ на его мысли, женщина-дракон качнулась вперед, раскинув руки. Он закричал непонятное, рванул вперед, надеясь перехватить – и замер, ударившись о прямой внимательный взгляд точно о стенку.

Она вовсе не собиралась прыгать.

И тогда Мураш подумал: ведь ей лет сто, не меньше, и она, конечно, уже бывала человеком, а место это могла знать еще до его рождения. Это привело его в чувство, помогло согнать с лица и ушей краску и промычать кое-как извинение.

Женщина нахмурилась, отчего снова противно захолодило в затылке, вдруг улыбнулась и проговорила – осторожно, будто каждое слово было острым кусочком льда:

– Ты – тот странный мальчик. Так хотел нас увидеть, что упал с горы. А теперь не хочешь говорить с нами. Почему?

Голос у нее был… До селения порой доносился рокот обвалов, сходивших где-то очень далеко. Вот такой и был этот голос – мягкий, негромкий, но древняя сила отчетливо слышалась в нем; проступала в глазах, в движениях рук и даже в том, как ветер играл ее волосами – белыми, точно никогда не таявший снег на вершинах гор.

Мураш не знал, что ему делать дальше – невозможно было ни солгать, ни ответить правдиво – а она просто ждала, смотрела невероятными фиолетовыми глазами и, видать, смеялась в мыслях над деревенским дурнем, не умеющим слагать красивые речи. И когда он уже готов был развернуться – и бежать, бежать подальше от этого взгляда и от нее самой, она, наконец, сжалилась. Или, может, прочитала в его сердце все, что хотела знать.

– Я услышала, в твоем доме болезнь, – сказала она и подошла ближе. – Буду лечить. Пойдем.

И они пошли.

* * *

Ее звали Белой Госпожой, потому что нельзя услышать имя дракона и остаться человеком – так говорили старики. Мураш теперь проводил немало времени, слушая их, а чтобы не гнали работать, одному обновил перекошенный забор, другому ставни покрасил. Об этом немедля прознали, зашептались, а уж когда старый Чубруй проговорился, чье лекарство поставило его на ноги, – парня начали донимать расспросами.

Остальные драконы спустились с гор, чтобы смешаться с равнинными людьми, эта же отчего-то осталась. Много говорила с Ивкой, со взрослыми женщинами, училась печь хлеб и даже волосы убирала по горному, в высокий затейливый узел. Мураш почти не видел ее, а если и встречал – кланялся и спешил дальше, ведь перед зимой работы всегда становилось больше, а дед все еще был слишком слаб, чтобы справляться одному.

Его со страшной силой тянуло на заповедный утес, но он старался не думать об этом – к чему? Она была старше, сильнее, даже выше его. Она была слишком другая, разве мог это скрыть небрежно надетый человеческий облик? И все-таки по ночам Мурашу снилась женщина с белыми крыльями – женщина-дракон, залитая светом луны, она шагала в пустоту, но не падала, а взмывала ввысь, куда человеку было не дотянуться.

* * *

Только на третье лето он решился спросить:

– Почему ты не ушла с другими?

Она по обыкновению сидела на самом краю и болтала ногами над пропастью. Мураш поежился: он уже знал, что летать драконы могли только в истинном облике, а значит, падение будет смертельным. И все-таки высоты она совсем не боялась, говорила – привычка. Вот и сейчас, прежде чем ответить, не поднялась, а неосторожно подскочила, да еще и пошатнулась... притворялась, конечно.

Смотреть на нее можно было бесконечно, так часто она менялась: только казалась беззаботной девчонкой, едва ли не ровесницей, а вот встала рядом, задумалась – и в глазах поселилась ни много ни мало вечность. Одно хорошо – ему больше не приходилось смотреть на нее снизу вверх.

Голос у нее тоже менялся.

– Знаешь, сколько лет нужно, чтобы вырастить детенышей? – так и сказала – «детенышей», даже не запнулась, и это слово проросло между ними непроходимым лесом.

Мураш, конечно, не знал. Оказалось – много; почти полвека только чтобы выносить и высидеть кладку.

– Нам позволено принимать истинный облик лишь на три десятка лет, а потом ненадолго надо стать людьми – или погибнуть. Нас прокляли… – он переспросил, она задумалась, – зачаровали, вы так говорите? Никто из людей не помнит уже этих легенд. Была война. Много крови, много убитых. Мир стал весь в дырах, как сеть. Боги сказали – виноваты драконы, – она волновалась и потому снова говорила странно, как в первый год. – Нас было очень много тогда. Больше, чем три такие деревни! А теперь? Нет детенышей. Больше не будет драконов.

Она закрыла глаза и без их густого цвета стала как неживая.

– Я решила, что нельзя вечно метаться между землей и небом, – продолжила женщина уже как будто спокойно. – Решила так: если сородичи вернутся ни с чем, я останусь человеком. Хочу, чтобы у меня были дети, пусть даже они будут людьми и никогда не узнают, что значить летать.

Мураш еще никогда не слышал такой тишины, какая окружила их в тот момент, когда женщина-дракон повернулась к нему и прямо ответила на вопрос, который он не смел даже пустить в свое сердце:

– Если не будет способа снять чары, я стану твоей женой.

* * *

Пятое лето отсчитывало последние дни. Мураш возводил себе отдельный дом и надеялся, что войдет в него не один – а женщина, имени которой он пока не знал, почти разучилась говорить и едва ли не каждую ночь проводила на утесе, с которого небо казалось таким близким. Про данное ею обещание они не говорили даже между собой.

Последний из ее сородичей вернулся ровно в тот день, когда старейшины пришли освящать новую избу. Больше всех старался отец ясноглазой Ивы; людская молва только ее и сулила в жены ладному, на любое дело спорому парню, еще и особо отмеченному драконами. На этот же вечер пришелся прощальный пир, а утром гости и провожатые из числа лучших мужчин селения отправились в путь к потайному озеру. На этот раз он не спешил – куда бы? – и не отвечал на подначки друзей, припомнивших ему давний позор.

Драконы держались вместе и тихо переговаривались на своем наречии. В его сторону они не смотрели, и Мураш все пытался понять, хорошо это или плохо? Он до сих пор не знал, с чем вернулся последний из них, высокий и смуглый – тот самый, что когда-то вылечил его.

* * *

Когда шестая тень взмыла в ночное небо, окатив восторженно орущих людей веером поднятых брызг, женщина с белыми волосами встала у самой воды и подняла руку в знак того, что будет говорить.

Мужчины притихли.

Она прожила в их селении целых пять лет. Готовила для них еду, чинила одежду, грелась у того же огня, дружила с их женами, сестрами, дочерьми. Они забыли, из какого она рода, и почти начали считать своей. Считать ее человеком.

Теперь же они вспоминали, что это вовсе не так. Мураш слушал, как она говорила, и думал, удивляясь сам себе: можно ли было представить, что сила более древняя, чем эти горы, умалится до этакой песчинки и будет счастлива?

Она все-таки подошла к нему и посмотрела – по-настоящему посмотрела, как той давней лунной ночью, когда он рванулся спасать ее непонятно от чего. Теперь он знал и мог ответить, но молчал, позволяя ей прочитать все, что нужно. И когда ледяная игла в затылке стала совсем уж невыносимой – Мураш протянул руку и впервые коснулся ее волос; погладил так и не тронутую загаром щеку; сжал в ладони ее тонкие пальцы.

И отвернулся, когда она пошла к воде. Потому что единственное, что сказала ему женщина-дракон на прощанье, было ее настоящим именем – и он понял, что никогда больше не станет прежним.

* * *

Драконы смогли снять проклятье – вот о чем говорила она людям.

«Мы не вернемся больше, но запомним все, что вы сделали. Вы остались верными – но не слугами, а друзьями. И даже более того. Прощайте, мои братья».

В начале зимы Мураш женился на Иве, а когда умерли его дед и бабка, собрал нажитое и объявил, что уходит жить на равнины. За ними последовали многие; а через несколько лет, как рассказывали, селение опустело совсем. Драконы ушли, и для горного племени настало время искать себе новое место и новые дороги.

Мураша стали звать иначе; все у него получалось, ни в чем не было неудачи, и в деревне, которая приютила их с женой и маленьким сыном, он вскоре стал старостой.

Но женщина с белыми крыльями – женщина-дракон, залитая светом луны – в его снах все так же шагала в пустоту, но не падала, а взмывала ввысь, куда человеку было не дотянуться.

– Дееееееедааааааааа!!!

Испуганный крик Леюшки еще летел над крышами, а он уже выскочил во двор, по пути прихватив топор, для таких случаев как раз у порога поставленный. Слетел с крыльца, оглянулся, успел только заметить обеих девчонок… и замер, ударившись о прямой внимательный взгляд точно о стенку.

Внучки, надо сказать, вовсе не выглядели перепуганными насмерть, хотя и подходить к зверю, глядевшему на них через высокий забор, не спешили. Сидели себе на поленнице, на которую каким-то чудом влезли, когда с неба упала слишком большая для птицы тень. Что-то упало, стукнуло, покатилось со ступенек – наверняка невестка кинулась на крик, да замерла на крыльце, выронив все, что оказалось в руках.

А он стоял и смотрел, и не закрывал глаза, хотя солнце слепило их, отражаясь от белоснежной шкуры. И крылья были именно такими, как он думал. Ну разве что чуточку побольше.

Она тоже смотрела, косила фиолетовым глазом. Ему показалось – виновато.

– Вернулась, значит? – глухо спросил он, роняя в траву ненужный топор.

Она рассмеялась прямо у него в голове, и крылья над ее спиной плеснули, как два белоснежных паруса.

«Я думал, вы сняли чары».

«Правильно, – снова рассмеялась она. – Но одной в небе так скучно. А озеро все еще действует – я проверяла. Летим!»

И они полетели.

P.S. В подарок автору!

@темы: XXX-2011, Новый Год, Подарки, Рождество, Радостное, XXXmas

---

С Рождеством!

Дорогие участники XXX-2011 и все, кто читает этот дневник! Поздравляю вас с Рождеством!
Желаю вам всего самого светлого и доброго, чтобы ваши мечты сбывались, а на душе было тепло и радостно)
Пусть все, кого вы любите и ждёте, будут рядом с вами! Всегда, особенно - в Рождество)

И сейчас Санта-лис приступает к выкладке ещё двух подарков!

@темы: XXX-2011, Новый Год, Подарки, Рождество, Радостное, XXXmas

---

XXX-2011. Заявка № 1

Renee, твой подарок лежит под ёлочкой))

Название: «Дни, о которых я мечтал»
Автор: Crystal Sphere
Фандом: Bleach
Персонаж: Куросаки Ичиго
Рейтинг: G
Жанр: POV
Размер: мини
Дисклеймер: всё принадлежит Кубо Тайто
Предупреждение: цитаты из манги
Примечание: написано на XXX-2011 для Renee, которая хотела «ПОВ Ичиго после потери силы, его мысли по этому поводу». Написано под песню Канцлера Ги «Раймон VII»

«Первый этап потери силы приносит сильную боль, потерю сознания и обратное течение времени, которое твоё тело провело в Дангае. Твои волосы стали короче, так? Это не потому, что мы их отстригли. Они стали короче в тот момент, когда ты потерял силу шинигами…»
Голос Рукии звучит ровно и чуть печально.
«…На второй стадии оставшаяся реяцу стабилизировалась, и ты проснулся. И теперь остаток твоей духовной силы окончательно исчезнет…»
Они молчат, будто ждут чего-то. И я должен ответить…
«Да. Я знаю».
Конечно, знаю. Он сказал мне. Но я не мог поступить иначе.

Дни тянутся бесконечной вереницей. Обычные, мирные дни… И каждый день я просыпаюсь уставшим. Прошло семнадцать месяцев, больше года. Я учусь на последнем курсе. Как выяснилось, Инуэ и Чад рассказали всем о моих способностях шинигами, когда я спал. Они говорят, что все сразу им поверили. Ещё бы! После всего, что случилось прямо у них на глазах, вряд ли потребовалось долго кого-то убеждать. Как бы то ни было, я благодарен, что они приняли меня без вопросов. Вот только… я больше не шинигами.
С тех пор, как я потерял духовную силу, рейрёку Карин стала расти. Теперь статус медиума принадлежит ей. Хотя ей, похоже, это совсем не нравится. И она ни разу не заговорила со мной об этом. Думаю, она справляется.

Тацке отрастила волосы. На днях, когда искал в сумке её Теккен, случайно нашёл старое удостоверение и.о. шинигами. Похоже, я забыл его вернуть. Оно утратило свои свойства с тех пор, как я лишился своей силы. Его защитный барьер исчез, оно потеряло невидимость, и оно больше не предупреждает меня о пустых, поэтому я совершенно о нём позабыл. Теперь это просто безделушка, которая напоминает о моём прошлом. Единственное доказательство, но не единственное напоминание.

«Эй! Куда это ты направляешься, Ишида?»

«В медпункт!»

Ишида избегает моего взгляда. Теперь он заботится о том, чтобы обезвредить пустых. То, чем раньше занимался я. Ему следовало бы предоставить это Имояме-сан, но тот парень, похоже, ещё более ненадёжен, чем кажется. Остаётся надеяться, что Ишида не перестарается и не разозлит этим Общество Душ.
Недавно Кейго вдруг заговорил о карьере. С чего бы? У меня ведь ещё есть время. Отчего-то мысли о будущем вызывают ещё большую усталость. И с какой-то стати он заговорил о Рукии. Рукия… ни разу не приходила с тех пор. Она никогда не была ответственной за Каракуру, и у неё нет причин появляться здесь. Но себе врать бессмысленно. Скучаю ли я? Конечно… да.

Прошло 16 лет, прежде чем я, наконец, смог жить нормальной жизнью, и если она останется мирной до самой моей смерти, мне не на что будет жаловаться. Я никогда не чувствовал превосходства из-за того, что мог видеть души умерших. И никогда не мечтал ни посвятить этому жизнь, ни помогать кому-то из-за этой своей способности. Я просто отчаянно хотел не видеть… И теперь, наконец, я получил то, о чём мечтал. Но, получив это, я не чувствую себя счастливым.

Это похоже на болезнь. Дни, о которых я мечтал… Дни, так похожие на сны. И сны, которые так похожи на реальность.
Днём я будто сплю наяву, а ночью мне снятся сны. И в них ко мне приходят те, кого я оставил в прежней жизни. Их тени. Они зовут меня, говорят со мной.
«Как долго ты собираешься спать, Ичиго?! Я разбужу тебя кулаком!» – это Ренджи, конечно.
«Просыпайся, наконец, Куросаки Ичиго», – лёд в голосе Кучики Бьякуи способен заморозить даже во сне, но я улыбаюсь в ответ.
«Придурок! Проснись, Ичиго!» – Рукия.
Их силуэты знакомы, я узнаю их голоса, но не могу увидеть лица. А так хотел бы, хоть раз, хотя бы на миг…

Иногда, когда долго не могу уснуть, я вспоминаю тех, с кем сражался. Гриммджо. Где он сейчас? Выжил ли? Хотя, в ком я сомневаюсь? Он выживет где угодно! Как-то раз я увидел в Центре парня с похожим цветом волос. Сам не понял, как оказался рядом, схватил его за плечо… И только когда на меня испуганно уставился совершенно не знакомый мне человек, тогда только понял, что делаю, и что это не он.
В другой раз, когда ехал в автобусе, долго не мог оторвать взгляд от чьей-то руки, на узком запястье которой были надеты три тонких золотых браслета в виде колец. Мне нестерпимо хотелось увидеть лицо этого человека. Конечно, откуда тут быть Нойторе, но я не мог отвлечься, пока на одной из остановок этот человек не вышел, и я смог мельком увидеть его лицо.

Сегодня опять льёт, а в дождь воспоминаниям противиться почти невозможно. Они заполняют сознание, плотной завесой отгораживая меня от окружающего мира. И ничего нельзя сделать, никак не справиться с тупой, ноющей болью в груди – там, где однажды была дыра Пустого. Когда-то в моём внутреннем мире жил старик Зангецу, и там тоже шёл дождь. Тогда я только учился понимать свой меч, учился доверять ему. И в один из тех дней он сказал мне, что готов сделать что угодно, лишь бы в моём внутреннем мире перестал идти дождь. «Знаешь ли ты, каково жить в мире, в котором нельзя укрыться от дождя?» Я не знал тогда. Но теперь воспоминания затапливают мой внутренний мир, подобно дождю, и от них не укрыться, и я вспоминаю снова и снова…

«Улькиорра. От тебя не осталось и пепла… Попал ли ты в Общество Душ? Надеюсь, что да. Это было бы… справедливо. Ты не дал мне убить Ишиду. Ты вернул меня из той формы. Инуэ была цела и невредима, когда я пришёл за ней. Она тебя не боялась. Тогда я не задумывался об этом, но сейчас… Ты ли был тем, кто заботился о ней, пока она была в Лас Ночес? Если да, то я… благодарен тебе и за это».

Домашние задания сделаны, а жаль – на них удавалось хоть немного отвлечься. И снова бессонница. Я спускаюсь на кухню, завариваю чай, бездумно листаю оставленный Юзу на столе журнал мод. С разворота хитро ухмыляется высокий худой мужчина с необычным, серебристо-пепельным цветом волос и знакомым прищуром раскосых глаз. Генсейская одежда ему чрезвычайно к лицу… И воспоминания вновь наплывают неотвратимо. «Лисья морда, здорово же тебе тогда досталось. И зачем ты полез в драку? Чего добивался? Ты же знал, как он силён! Ты же сам меня предупреждал! А Мацумото-сан… я никогда не видел её такой. Белое, как мел, лицо, рыжие растрёпанные волосы и невыразимый ужас в глазах. Что же ты натворил, так её напугал…» Но на этот раз, когда Рангику-сан оборачивается, я вдруг вижу, что это Инуэ, а там, на сером обломке стены, лежу я, без руки, весь в крови…
Вздрогнув, я просыпаюсь. Обнаруживаю, что расплескал чай, поспешно отодвигаю журнал, вытираю со стола… Не удивительно. Первое, что пришло мне в голову, когда я увидел плачущую Рангику-сан, было: «Вот так будет выглядеть Инуэ, если со мной что-нибудь случится. Я не должен этого допустить». И… тебя было жаль. А ты большой обманщик, Ичимару-сан. Дважды мне довелось встретиться с тобой в бою, оба раза ты был сильнее. И оба раза я не смог почувствовать ни твоих истинных намерений, ни стремлений твоего меча. Но твои уроки я помню. И научился улыбаться, скрывая под улыбкой всё, что не следует видеть другим. После второго боя ты сказал мне, что я всего лишь ребёнок. Не воин, не шинигами, не пустой, даже не человек. Ты был прав тогда… Но вот теперь, видишь? Я хотя бы… человек.

Машинально допивая остывший чай, я поднимаюсь в свою комнату. Воспоминания, будто персональное дождевое облако, следуют за мной. И снова лежу без сна. «Что же произошло между вами? Ты же был с ним столько лет…

Айзен. С тех пор, как я коснулся твоего меча, во мне не осталось ненависти. В твоём мече не было ничего, кроме одиночества. Как я мог после этого ненавидеть тебя? Вся эта бравада о том, что тебе нет равных, все эти планы захвата мира… Ради чего? Чтобы доказать себе, что ты наслаждаешься этим? Своим одиночеством, своей огромной неразделённой силой? Доказать, что дело лишь в её количестве, и когда вся сила мироздания станет твоей, когда ты станешь Богом, ты будешь счастлив? Это было ошибкой с самого начала. Что же, это твой путь. Хогиоку рассудило нас, творение Урахары не обманешь. Меч – «сердце души» шинигами. Твой меч хотел, чтобы ты вернулся к нему, и Хогиоку исполнило это желание. А я всю жизнь мечтал не видеть призраков, и я потерял свою силу шинигами…»

– Ичиго! Уже утро! Проснись!!

Семь часов. Понедельник. Утро. Мизуиро ждёт меня за окном, и я встаю, одеваюсь. Я снова чувствую усталость, ставшую уже привычной за этот год с лишним. Умываюсь и спускаюсь вниз. Сажусь на минуту за стол, чтобы съесть пару ложек риса, ведь Юзу обидится, если я снова уйду, не позавтракав. Закинув сумку за плечо, выхожу на улицу.
Мизуиро оборачивается и улыбается, показывая что-то в руке.

– Доброе утро!

Я тоже невольно улыбаюсь, разглядев: маленькая мятная конфета. Машу рукой Юзу, которая, как обычно, кричит мне что-то на прощанье. И вдруг понимаю, что, наверное, я счастлив. Я больше не шинигами, но мне и не нужно сейчас никого защищать. А сила сама по себе… я видел, она не приносит счастья. А если что-то случится, если моей семье или моим друзьям вновь нужна будет защита и помощь, я что-нибудь придумаю.

– Пойдём, Мизуиро!

– Ок.

P.S. В подарок автору! (То есть, мне))

@темы: Bleach © Kubo Tite, XXX-2011, Куросаки Ичиго, Музыка, Подарки, Творчество, Фанфики, почеркушки, XXXmas, Bleach

---

Bleach © Kubo Tite, art © letter

Bleach © Kubo Tite, art © letter

@темы: Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, Любимые мальчики, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

Bleach © Kubo Tite, art © Elruu

dream-world.jpg, pink-shirt.jpg, sosunok.jpg, izuru-cat.jpg

Bleach © Kubo Tite, art © Elruu

@темы: Абарай Ренджи, Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, Кира Изуру, Любимые мальчики, Хинамори Момо, (c) Elruu, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

Понравился однострочник) Upd: Автор - Кайто Сай!

Т23-87 Гин/Кира. "Что-то ты без меня совсем чай заваривать разучился!"

Пишет Гость (Кайто Сай):

274 слова

274 слова
Он пришел совсем нежданно – как осенний ветер, который разбивает форточку и врывается в комнату вместе с мелкими брызгами дождя, заставляя важные документы с испуганным шорохом разлетаться по углам.
Он изменился. Улыбка стала жестче, около рта залегли усталые морщины. А глаза все те же – поблескивают прозрачными льдинками из-под белесых ресниц.
Гин спрыгивает с подоконника и проводит рукою по мокрым волосам, вытряхивает из капюшона иссохшую потускневшую листву.
Кира неподвижно стоит перед ним, вытянувшись, словно его позвоночник превратился в ледяную струну, чувствуя лицом студеное дыхание осени из распахнутого окна. Промозглый ветер пронизывает до костей, заставляя кожу покрываться мурашками. Но Кира... Кира не шевелится, лишь пристально, одними глазами – словно рептилия – наблюдает за бывшим капитаном.
– Не ждал, Изуру? – Гин усмехается, глядя в лицо лейтенанту. Не получает ответа, чуть пожимает плечами, и, не спрашивая разрешения, цапает со стола чашку. Делает глоток полуостывшего чая и тут же морщится от отвращения.
– Что-то ты без меня совсем чай заваривать разучился.
Кира наконец разжимает губы и сухо роняет:
– Я никогда не любил зеленый чай, если Вы еще помните. И этот чайник я заваривал для себя.
Гин удивленно молчит, вглядываясь в потемневшие глаза лейтенанта. Что это в его голосе? Неужто... раздражение?!
– Значит, вот как... – Гин невесело усмехается и, бережно поставив чашку на стол (та тихонько звякнула), подходит к окну. Подходит – и ухватившись за подоконник, перевешивается через край. Полной грудью вдыхает напоенный влагой ветер, чувствуя, как тот ерошит и раздувает его волосы. Потом оборачивается обратно, в глубь помещения, с сожалением вглядываясь в застывшую посреди комнаты фигуру.
– Значит все, Изуру? Прошло? Больше не любишь и за мною не пойдешь?
Кира некоторое время молчит, разглядывая доски пола, а потом вскидывает голову. И глаза – хорошего, тепло-лазурного цвета.
– Люблю. Пойду.

URL комментария

@темы: Ичимару Гин, © однострочники, Bleach © Kubo Tite, Кира Изуру, Любимые мальчики, Гин & Изуру, Фанфики, Bleach

---

Bleach © Kubo Tite, art © IshdAr

1, 2 - (c) Обещанные, для ДайСе и Crystal Sphere


Bleach © Kubo Tite, art © IshdAr

@темы: Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, © IshdAr, Кира Изуру, Любимые мальчики, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

Ещё картиночки с Гином! Спасибо Schendu)

Bleach © Kubo Tite, art ...

URL комментария

@темы: Ичимару Гин, Bleach © Kubo Tite, Любимые мальчики, Подарки, Радостное, Рисунки, Гин & Изуру, Bleach

---

XXX-2011. Заявка № 10. Upd! +4 рисунка)

Himery, твой подарок под ёлочкой) И автор припрятал ещё! Но пока не показывает))
Upd: выложены ещё четыре рисунка!

Название: «Анютины глазки»
Автор: IshdAr
Фандом: Bleach
Персонаж: Тесла
Рейтинг: G
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Примечание: рисунок выполнен на XXX-2011 по заявке Himery



***

Фандом: Bleach
Автор: IshdAr
Персонажи: Тесла, Хирако, Унохана, Хицугая
Рейтинг: G
Дисклеймер: Bleach © Kubo Tite
Примечание: выполнено на XXX-2011 по заявке Himery

P.S. В подарок автору!

запись создана: 02.01.2011 в 23:03

@темы: Хирако Синдзи, Bleach-манга, Тесла, Bleach © Kubo Tite, © IshdAr, XXX-2011, Унохана Рецу, Новый Год, Подарки, Рождество, Радостное, Рисунки, XXXmas, Bleach